«Красная звезда» продолжает публиковать воспоминания ветеранов боевых действий в Афганистане, на Северном Кавказе, в Закавказье, других локальных войн и вооружённых конфликтов. Тех, кто воевал и способен дать практические советы по применению оружия и техники, высказать своё мнение по другим проблемам. Как уже сообщалось ранее, этот проект мы осуществляем в тесном сотрудничестве с администраторами сайта «Отвага» (www.otvaga2004.ru). Сегодня слово предоставляется ветерану боевых действий в Афганистане гвардии рядовому запаса Игорю Николаевичу Кузнецову.
Визитная карточка
Гвардии рядовой запаса Игорь Николаевич Кузнецов родился 20 апреля 1963 года. В Воздушно-десантные войска призван Новокузнецким РВК осенью 1982 года. Первые полгода в Фергане в учебном подразделении овладевал специальностью наводчика 120-мм самоходного артиллерийского орудия 2С9 «Нона-С». В марте 1983 года прибыл в Кабул. Направлен в пятую батарею 1179-го артиллерийского полка 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии. Вместо должности наводчика был назначен радиотелефонистом радиостанции Р-107М в составе корректировочной группы. Первые полгода служил на 25-м сторожевом посту в 30-ти километрах от Кабула, где располагалась 9-я парашютно-десантная рота 357-го гвардейского парашютно-десантного полка. Осенью 1983 года за участие в операции по ликвидации укрепрайона был представлен к награждению медалью «За боевые заслуги». Награду не получил.
Осенью 1983-го года был переведён в Кабул, и до весны 1984 года принял участие в двенадцати боевых выходах в составе корректировочной группы в Гардез, Чарикар, Ниджраб, Джелалабад…
С весны 1984-го ходил в рейды в составе бронегруппы. За участие в операции в Бамиане в августе 1984 получил письменную благодарность от командира полка.
Уволился в запас осенью 1984-го года. Проживает в Новосибирске.
Работает инженером-геологом. Окончил геологоразведочный техникум. Учился в Томском политехническом институте.
БАМИАН
Бамиан – это населённый пункт в двухстах километрах от столицы Афганистана. Очень древние места — и город, и сама долина. Говорят, отсюда буддизм пошёл по всему миру. В горе высечена статуя Будды, которую впоследствии пытались уничтожить талибы, причинив ей серьезные повреждения. Вся долина изрыта кяризами – это своеобразное афганское «метро». Колодцы и наклонные штреки для сбора воды, по которым передвигались ещё и «духи». Таким образом, за пять тысяч лет, что живут здесь люди, недра долины превратились в «головку сыра». Поэтому ждать неприятностей можно было в любой момент и в любом месте. До войны богатые люди из Кабула считали престижным иметь здесь дачи. Сейчас же, глядя на пробитую насквозь красоту с вычурными башенками на фоне разрушенных бетонных столбов, понимаешь – стреляют!!!
Первого августа 1984 года наша пятая батарея вышла к городу. Встали мы на каком-то срытом холме, возвышаясь над долиной и прикрывая ушедшую в «зелёнку» пехоту. Поставили орудия в линию, но окопы ещё не отрыли. Бегаем, суетимся, готовимся к работе. Вдруг неожиданно россыпью по расположению — очередь из пулемёта! Пыльные фонтанчики — то тут, то там вырастают. Все бойцы, как мальки от щуки, бросились под защиту брони. Я тоже не герой, нырнул за «реостат» — это наша разведмашина технической и электронной разведки, на ней дальномер лазерный, РЛС, прибор ночного видения, вычислительный комплекс и моё хозяйство – радиостанции. Экипаж у нас три человека, все одного призыва, все «дембеля». Колька Кривошей, он же механик-водитель, Валик-разведчик и я, — все залегли, обстрел пережидаем. Любопытный Валик то и дело выглядывает из-за брони. Неожиданно он пихает меня в бок….
- Игорь! Я пулемёт засёк!!!
- Где?!
- Вон в том доме, с чердака бьёт!
Присмотрелся, и точно: в темноте чердака дома, на противоположном склоне долины, километрах в полутора от нас, невнятные вспышки, а потом у нас фонтанчики прыгают. Всё вполне синхронно. Значит точно, там, гад, залёг! Кураж вдруг какой-то появился. Думаю: «Когда не помирать – всё равно день терять!» Я прикрыт бронёй со стороны того дома, так что добегу до нашего взводного, старшего лейтенанта Долгополова, и тот домик укажу. Он тут командир, ему и решать, что с этой информацией делать. Решено! Дождался, когда очередь рядом пройдёт, и зигзагом рванул через дорогу….
- Товарищ старший лейтенант! Мы пулемёт засекли, из дома стреляет, с чердака!
- Ты видел, где?
- Да! Сейчас покажу!
- Не надо показывать! Вон свободное орудие стоит! Дуй к нему и стреляй! Ты же в «учебке» на наводчика учился?
- Да, учился, но к «штатным» зарядам нас не подпускали! А миной тут делать нечего!
- На прямой наводке ничего сложного! Разберешься!
Ёлки-палки!!! Инициатива наказуема наказанием инициатора! Бежать до «Нюрки» метров пятьдесят, из них — двадцать, — по открытой местности! Вот попал! Надеюсь, добегу! Рванул под уклон и, выбегая из-за брони, вижу: мне навстречу идёт пулемётная строчка, и я с ней неуклонно сближаюсь! Мне казалось, что я отчётливо вижу эти невидимые пунктиры, которые оканчивались пылевыми всплесками правее меня. Когда мы уже почти столкнулись, я прыгнул вперёд и вверх. Перелетел через очередь и закатился за броню. Надо же, цел! Теперь — забраться внутрь! Люк на башне закрыт, а пулемёт не унимается. Теперь он перенёс весь огонь на это орудие! Пока я буду возиться наверху, этот гад меня снимет! Передал свой автомат залёгшему за машиной экипажу, чтобы не мешал. Так привык с ним ходить, что необходимость расстаться со стволом вызывает ощущение крайне неправильного действия на уровне инстинктов…
- Внутри кто-нибудь есть?
- Есть! Механик-водитель остался.
- Здорово!
Постучал по броне….
- Эй, ты там живой?!!
- Живой.
- На место наводчика проползти сможешь?
- Смогу!
- Ползи, и люк изнутри открой, а потом сразу — назад!
Люк открылся, я сзади залез на броню и спрятался за башней. Жду перерыва в стрельбе. Наконец, показалось, что пора, и я заскочил внутрь, захлопнув за собой люк. Оставлять над головой открытое пространство мне почему-то жутко не хотелось.
Так, что тут у нас…. Панорама прицела… пузырьки уровня на середину… Гляжу в прицел, и что вижу?.. — А ничего не вижу! Всё заволокло дымом, вся долина, как в тумане, даже деревья, которые я запомнил, и тех не видно. Видны только вершины гор на том конце долины!
Чёрт!!! Стрелять нельзя, я ведь знаю только общее направление, а ориентиры не вижу, и пехота наша где-то там. Если попаду по своим, плохо будет всем. А мне — особенно! Нельзя стрелять! Особенно «штатником», это особо мощный 120-мм снаряд, иногда в воронку от него могла ГАЗ-66-я заехать. Не люблю «дружественный» огонь, сам два раза попадал под него… Хотя, а кто ж его «любит»… Ладно, пока с прицелом разберусь! Не понял – а где шкала для стрельбы снарядами? Эти цифры краской на казённике и есть шкала?… Куда мне их пристроить? Мозговой коллапс какой-то, ничего сообразить не могу. Дым стал ещё гуще. Стрелять нельзя и не стрелять нельзя!
Вдруг в дыму образовалось окно. Увидел знакомые тополя, и мысленно провёл вертикаль до вершины. Навёл прицел на вершину, а теперь — проблема, как мне на «два лаптя» вниз ствол опустить…
- Наводчик где?
- Здесь!
- Залезай, я люк открою…
- Стрелял «штатными»?
- Да.
- Опусти ствол до горизонтали и дай превышение на два километра. Потом стреляй, смотри только в «зелёнку» не попади, своих положишь!
Пока перелезал на место командира, этот штатный «чудо-наводчик» задрал ствол в небо и пальнул в никуда… Н-да… Как хорошо всё начиналось, и как жидко закончилось. Обстрел вроде бы прекратился, я вылез из машины, забрал автомат и побрёл к себе. По пути наткнулся на ехидно скалящегося Юрку Чернявского. Он в это же самое время вёл стрельбу по координатам, но всё же видел мои кренделя
- Ты чего там вытворял? Чего стволом махал и куда выстрелил?
- Не стрелял я, отвали! Наводчика посадил, вот он и куролесил.
- А куда стрелял?
- Валик пулемёт засёк, который по нам работал, а пока добежал, всё уже в дыму было и не видно ничего.
Юрке хорошо рассуждать, он натуральный снайпер, мог за несколько километров положить снаряды в овраг и накрыть банду, которая по нему уходила. Разведка потом только куски тел собирала. Все ответственные стрельбы ему поручали, имеет право ржать.
Когда рыл себе на ночь окоп, подошёл взводный.
- Что же ты так? Так хорошо начал, и — на тебе!
- Было не видно ничего! Дым сплошной! Ориентиры потерял.
- Ну, на нет и суда нет. Я хотел тебя уже на Красную Звезду представить, если бы всё получилось.
- Сами же сказали, на нет и суда нет.
Долгополов ушёл, а я продолжил долбить окоп, чтобы матрац входил, и я сам смог поместиться. Сколько же я их выдолбил за время службы? Новая стоянка – новый окоп.
Ночью пацаны попались на пьянке. Вернее попались утром на построении, когда выяснилось, что брага, заквашенная в оцинкованных тубусах, к употреблению не пригодна. И даже символический глоточек привёл к резкому расстройству желудка. Так что наступивший долгожданный День ВДВ в наших рядах был натурально обгажен. Взводный ещё вчера заметил закопанные на склоне тубусы, так как один оказался пробит пулей и вытек, демаскировав себя мокрым пятном. Он только ждал, когда народ попробует зелье. Получилось всё, как нельзя лучше. Для него лучше. Воспитательная работа была проведена просто замечательно. Ему только и нужно было ходить перед строем и нудно читать лекцию о подрыве боеготовности, глядя, как корчатся в строю бойцы, принявшие «бальзам». Хорошо, что я в армии не пил. В смысле — вообще не пил, принципиально. Офицеры у меня в каптёрке даже бадью браги ставили вызревать и были уверены, что не убудет, никому не дам и сам пить не буду.
На вечернем построении мне вручили письменную благодарность от имени командира полка. Только я так и не понял: эта благодарность досталась мне за мои потуги по ликвидации пулемёта или как знак трезвости…
ПЕРВЫЙ РЕЙД
Всего за время срочной службы в Афганистане я принимал участие в двадцати пяти боевых операциях. Это примерно за год, за последний год службы. Первые полгода, почти весь «молодой» период, провёл на «точке» под Кабулом, где были в основном караульные дела. Я стоял на посту, на воротах нашей крепости в кишлаке Рустамкалай, где несла службу девятая рота 357-го ПДП нашей 103-й гвардейской (витебской) дивизии ВДВ. Этот блокпост перекрывал выход из ущелья, где находился крупный укрепрайон душманов, называемый «Тюрьмой русских военнопленных». А я там был в составе артиллерийского взвода, который прикомандировали к этой роте.
Для меня пойти в рейд — означало пойти в горы с пехотой из соседнего полка на боевые действия, а пойти с «броней» — это пойти на боевые вместе со своей пятой батареей 1179-го артполка 103-й ВДД.
Всего за службу я двенадцать раз ходил в рейды на «войну», но запомнились больше всего эти восемь….
* * *
В то время, повторяю, я служил на «точке» — в тридцати километрах от Кабула, у кишлака Рустамкалай. Стояли мы в местной крепости. Взвод нашей пятой батареи был придан для усиления девятой роте. Блокировали мы ущелье, в котором был расположен самый мощный укрепрайон. «Рулил» в нём полевой командир, и звали его Фаиз Мамат. Контролировал он не только ущелье, но и все окрестности Кабула. Хорошо так контролировал, плотно. Воевать он умел и любил, да и в своё время окончил наше Рязанское командное училище ВДВ, и тактику наших войск знал не понаслышке. Ловили его долго и упорно, но всё напрасно. Уходил, гад, всегда, или не появлялся там, где его ждали. В этот раз разведка донесла, что Фаиз Мамат собирает нескольких полевых командиров на общий сбор, решать, что делать с обнаглевшими «неверными», как дальше жить и размножаться. Прийти должны были пять главарей, каждый — с небольшой группой поддержки. В крепости на посту в тот момент находилось семьдесят четыре бойца, так что, оставив в ней караул, человек шестьдесят на операцию выставить мы смогли. «Зелёные» — соседний пост царандоя, — тоже смогли выставить около полусотни бойцов. Так что на первый взгляд для войны народу хватало.
Ну, а у меня в последний момент, как всегда, не заладилось. Сломалась моя радиостанция Р-105М, весом около десяти килограмм. Капризной она была до ужаса. Вот вечером, перед утренним выходом, когда наша пехота уже ушла в засады, рация у меня и сдохла. Понять, что с ней, я не мог. То работает, то вырубается, то снова работает. Провозился я с ней всю ночь. Под утро догадался растолкать ротных электронщиков, ввалился к ним с этой проблемой. Крутили, вертели, щупали, дёргали, в конце концов посоветовали мне сменить подводящие провода, которые идут от аккумуляторов. Ну, в жизни бы не подумал на них. Толстые, обрезиненные, надёжные, около шести миллиметров в диаметре. Больше от безнадеги, чем от мудрого совета, я решился испортить вверенную мне станцию. Отрезал провода, приспособил другие, заизолировал. Включил — заработало!!! Из любопытства разрезал старые провода и обнаружил внутренний разрыв. М-да, а так ведь вообще не заметно. Короче, справился, только вот ночь не спал. Поэтому ходил, как сомнамбула.
Часов в восемь вывели «броню», расселись и двинулись. Проехав около десяти километров, упёрлись в огромный овраг. Метров двадцать по ширине, но глубокий такой! Впереди кишлак, который нам нужен, метров пятьсот до него, а ближе не подойти. Связались с засадой, оказалось, что результат есть. Завалили они двух «духов»-разведчиков. Вышли те на осмотр местности в парандже. Ну, так если маскируешься, так маскируйся полностью, обувь тоже смени. Когда из-под паранджи мелькнул грубый мужской ботинок, их тут же тихонечко шлёпнули. Обыскали, забрали автоматы китайские АК-47, все в иероглифах. И даже «инкрустированные» бисером. Видимо, любимая игрушка была, раз моджахед так любовно украшал свой автомат. Стволы эти в командирский БТР закинули, где я их внимательно рассмотрел, когда ленты для КПВТ набивал. Тем временем подошли соседи — местный царандой, народная милиция. Бывшая банда, но после революции её главарь по имени Маланга стал народным героем. Он объявил свой отряд афганской «десантурой» и решил, что воевать на стороне правительства он будет только вместе с русскими десантниками, да и квартировать тоже желательно вместе. Так и появились у нас соседи. Вполне мирно уживались. За полгода всего раз объявлялась тихая тревога, чтобы соседи не услышали. Мол, ночью будем брать «маланговцев». Но ничего, обошлось, Маланга не взялся за старое. Это был шустрый и подвижный, как ртуть, афганец лет сорока, воевал он с четырнадцати лет. Ну, и друг его и заместитель был такой же. Вот он и повёл своих людей через овраг к кишлаку. Метров за двести до домов по «маланговцам» ударили со всех стволов. Все залегли, а этот «безбашенный» заместитель командира царандоя сел на раскладной стульчик и со всеми удобствами стал постреливать. Через пару минут боя ему закономерно прилетело между глаз. Наша засада при таких делах тоже влипла, весь бой у наших над головами шёл. Отойти назад не получается, огонь слишком плотный. Раскрываться тоже нельзя. Так и лежали, окопавшись вблизи домов. Маланга рассвирепел, друга потерял, крови хочет. Потери у него — больше пяти человек только убитыми. Бегает, требует подвести «броню» прямо к домам, прикрыть его людей. А у нас овраг, на карте его почему-то не было. Из орудий стрелять тоже не можем, так как наша засада прямо перед домами укрыта. «Духи» осмелели, лупят длинными очередями из всего, что есть. Я из БТРа вылез, думаю, дай посмотрю, что творится. Пули над головой так и вжикают. Вжикнет, гляну назад, метрах в двухстах пыльный всплеск встаёт. Но когда несколько пуль прямо возле ног попали, решил укрыться. Встал строго за колесо БТРа. Смотрю, пленного духа волокут. Видно, «маланговцы» поймали. Его, наверное, уже допросили, раз отдали на расправу… Судьбе пленного нельзя было позавидовать… Там же где-то его и прикопали…
Засада наша все-таки выбралась, доползла до оврага и вышла к “броне”. Можно стрелять. Выкатили “Ноны” на прямую наводку и стали вести огонь штатными снарядами. Хорошие такие снаряды, почти на девять километров летят. Да и заряд очень мощный. А осколки, в виде воланчиков из рваного железа, летят очень далеко, метров на двести, точно. Запомнил картинку. Валерка Прищиц, механик-водитель «Ноны», перед стрельбой залёг у обреза ствола. При выстреле его, как кнутом, по ушам стегануло. Никогда больше я не видел, чтобы кто-то ползал вперёд ногами с такой скоростью!
Залез обратно в БТР и начал помогать набивать ленты к пулемёту, цинки вскрывать. КПВТ по кишлаку работает, грохот стоит. Затем всё стихло. Пулемёт заклинило, капризная все-таки машинка, долгой стрельбы не выдерживает. Работы не стало, и я незаметно для себя уснул. Проснулся от крика моего командира, старшего лейтенанта Троцевского:
- Да ты охренел!!! Спишь, что ли? Нас тут сейчас убивать будут, а он дрыхнет!!!»
Оказалось, что «духи» из кишлака ушли, скопились в мелких овражках и намереваются нас атаковать. На гранатомётный выстрел ещё не подошли, но вот-вот.… С количеством «духов» тоже не всё ладно. Пришли все пять банд, в полном составе!!! Это же сколько их — как мурашей в поле! Но не обломилось им сегодня. Ротный сумел вызвать вертушки. Прилетело звено «крокодилов» — Ми-24, и обработало скопление духов. Сначала «капельками» — бомбами весом по сто килограмм, а затем накрыло НУРСами.
Вот вроде и всё! Потрошить духов оставили «маланговцев», им сегодня крепко досталось, не так, как «духам», но всё-таки досталось. Сами мы снялись и в крепость поехали.
Неделю, во всем уезде, в каждом кишлаке, шли похороны. Сколько полегло «духов», я не знаю, но Фаиз Мамат опять ушёл. С нашей стороны потерь не было, и это больше всего радовало!
ГАРДЕЗ
Это был мой второй рейд. Вертушки высадили нас в районе города Гардез, в трёх километрах от горного кишлака. Нас, это четвёртую роту «полтинника» — 350-го гвардейского ПДП, — и приписанную к ней корректировочную группу из пятой батареи артполка 103-й ВДД. Старшего лейтенанта Троцевского, сержанта Александра Колесникова — нашего санинструктора, и меня, рядового Кузнецова — старшего радиотелефониста, вьючного мула для перетаскивания железного ящика по имени «коротковолновая радиостанция Р-107М». Вот всегда завидовал бойцам, которые, расстреляв патроны и раскидав гранаты, бегали по горам налегке.
Вертушки поднялись, и тихо полетели назад. Так низко – низко. В сторону от кишлака. Скрытность, понимаешь! Ну, и мы тоже, скрытно, не торопясь, залезли на гору над кишлаком. Заползли поздно, почти в темноте. Место оказалось каменистое, и ровную площадку для сна найти было довольно сложно. Но я что-то нащупал и улёгся. Утром выяснилось, что спал я на свежей могилке какой-то ханум, но ничего, выспался, и кошмары не снились. Таджик-переводчик из Душанбе с рассветом очень ловко испёк странную лепешку. Запалил костёр из поднятых снизу дров, развёл тесто, и когда костёр прогорел, вылил всю массу в золу, а сверху золой же и присыпал. Когда костёр прогорел и остыл, вытащил горячую лепешку. Вид у неё был не очень съедобный, но пахла просто замечательно. Жаль, что попробовать не удалось, он её для ротного сделал. Ближе к обеду заметили с горы, что по дороге идут двое местных, решили перехватить. Вообще-то любые передвижения аборигенов не приветствуются, когда мы на войне. Если хочешь, чтобы тебя не тронули, сиди дома. Тогда и вопросов не будет: «Кто такой? Куда идешь? Что узнал? Кого предупредить хочешь?» Так и тут — очередью под ноги, обозначили, что ходить больше никуда не нужно. Встали, ждут, не рыпаются. Выдвигаемся к дороге. Вот не получается у меня с горы скатываться. Таджик-переводчик, так тот просто сбежал, как по дорожке, и повязал двух этих «душков». После допроса выяснилось, что один из них знает, где находится склад с оружием. Его предупредили о пагубности ложных сведений. Настаивает, блин! Ну, что же, идём в соседний кишлак. Подошли ближе к вечеру, другие взвода нас обогнали. Они успели перехватить и согнать всех жителей вместе. Ротный просит энтузиаста показать склад, тот мнётся и тыкает рукой в какой-то дом. Обыскали, ничего не нашли. Ну, и зачем дух нас сюда притащил, непонятно, чего он хотел добиться, непонятно, а всё непонятное — подозрительно и опасно. Короче, обман дорого обошелся афганцу. Позже он был повешен его же попутчиком – вторым «духом». Мы же, собрав всех жителей, пошли на гору, но на тропе к кишлаку решили устроить сюрприз — оставили усиленную засаду.
На горе дров не было, а с собой я их не захватил. Начал рвать траву. Не идёт работа — долго и муторно. Пошёл и взял из толпы местных молодого “бачёнка”.
- Рви! — говорю.
Рвёт, в глаза заглядывает, энтузиазм так и брызжет. Заискивает, как перед шейхом. Нарвал он целую копну, так что хватило не только консервы согреть, но и на постель. Конечно, отблагодарил и пацана. Потом отвёл «бачу» обратно и, выложив бруствер, лёг спать.
Утром рано «духи» попытались атаковать кишлак, но напоролись на засаду и были перебиты. Положили почти всех, но одного всё же в плен взяли. Привели его наверх, допросили, после чего всех местных отпустили. Через некоторое время, когда крестьяне все уже ушли, пленный «дух» ехидно сказал, что тот молодой, в тёмных штанах, лучший их подрывник. Это был мой «бачёнок», что мне траву собирал. Кинулись ловить, да где там, дураков нет.
Выдвинулись к тому кишлаку, который старательно обходили вчера. Пришли, а кишлак пустой. До вертушек и эвакуации ещё четыре часа ждать. Пошли по домам. Смотрю, на углу дома на крючке висит одежда, чисто машинально охлопал, что-то тяжёленькое. Оказалось — «браунинг» с зелёной рукояткой. Патрончики махонькие, как игрушечные, калибром где-то4,5 мм. Попробовал выстрелить. Не стреляет. Начал разбирать, и в этот момент меня нашёл Троцевский и отобрал у меня игрушку. Шёл он мимо меня, чтобы проверить одну идею, а именно, загорится ли от трассера банка с бензином, которую он тащил откуда-то. Говорит мне:
- Сейчас поставлю тут, и трассером подожгу!
- Зачем?
- Провожу эксперимент. Загорится ли…
- В упор не получится, дальше отнести надо.
- Почему?
- Трассер метров через сорок зажигается.
- Не верю!
Я пожал плечами. Троцевский же, поставив неподалеку канистру, приложился, и очередь трассеров прошила жестянку с горючим. Бензин не вспыхнул. И хорошо, что такого не случилось. Рядом внезапно появился командир второго батальона гвардии майор Александр Солуянов, между прочим, будущий Герой Советского Союза. На сцену разноса старшим начальником Троцевского я уже не смотрел, поспешил скрыться. Вдруг слышу: «Строиться!» Сразу вспоминаю о том, что у меня же станция на другом конце кишлака! Успел! Встал в строй, ждём вертушек. МИ-8-е пришли, зависли над поляной, подняли тучу пыли и сели. Когда народ открыл глаза и распрямился, оказалось, что пленный «дух» сбежал. Куда сбежал, никто не видел, все глаза позакрывали из-за поднятого винтами мусора, а он просто идеально выбрал момент для побега! Без пленного лететь нельзя, он уже заявлен на полёт. Резкий обыск по всему кишлаку — уйти он далеко не мог. Нашли гада! В тандыр залез, это печка такая в земле, где лепешки пекут и крышкой накрылся. В пять минут уложились!
Всё! Сели и улетели.
«РЕЙД МЕСТИ»
В ноябре 1983 года «духи» раздолбили нашу колонну с горючкой и боеприпасами. Командование сильно возмутилось, похоже, был у них в той местности какой-то договор о ненападении. Так образовался мой третий рейд, моя третья корректировка.
Началось всё с предупреждения: взять в обязательном порядке с собой валенки. Выполнение распоряжения, дескать, проверят. Но ведь валенки — это не только возможность не замерзнуть ночью, но и лишних два килограмма на свой хребет днём. Бойцы и так уже из-за груза еле могли передвигаться. Вот, например, что должен был нести я:
- радиостанция Р107М- 24 килограмма;
- комплект запасных аккумуляторов -4,5 килограммов;
- автомат АКС-74 — 3,75 килограмма;
- запасные рожки, четыре штуки, в «лифчике» — 3 килограмма;
- сухой паёк — 1,5 килограмма;
- фляга с водой, полтора литра — 1,5 килограмма;
- бронежилет-7,5 килограммов;
- каска, ватник, сапоги, гранат парочку — 4 килограмма.
Итого, считаем, приблизительно пятьдесят килограмм. Можно ли идти в гору с мешком муки на плечах? А ещё при этом бегать или ползать? Падать-то легко, подняться трудно!
Естественно, если получится, берёшь всё по минимуму. Каску, «броник» — на фиг, запасной комплект аккумуляторов тоже туда же — на день-два идём, не сдохнут. Валенки тоже решил оставить, а взять вместо них сапоги химзащиты. Если их натянуть поверх одежды и обуви, можно согреться, а весят-то они меньше. Итого — минус двенадцать килограмм. Напрягало только то, что химзащиты у меня не было, занять её нужно было у соседа-каптёрщика, который, собственно, и посоветовал таким способом согреться. Решил у каптёрки оставить Валика-Разведчика, чтобы он дождался соседа, взял химзащиту и принёс на плац «полтинника», где должен был проходить строевой смотр перед вылетом.
Нужно сказать, что Валик-Разведчик был существом совершенно безобидным, имел вид Пятачка из мультика про Винни-Пуха. И голос у него такой же. Но парнем был исполнительным. А самое главное, как ни странно, — далеко не трус. Однажды, летом 1984 года, в один из выходов с «броней» случился миномётный обстрел. Обстреляли штаб, когда там проходил сбор офицеров. Были потери ранеными и убитыми. Во время налёта провод телефонный перебило. Так Валик сам схватил катушку и протащил до штаба новую линию от батареи. Ночь, мины везде рвутся, а ведь не сдрейфил…
«Разведчиком» Валентина Логинова из города Орла стали называть сразу по прибытии в часть. Когда я подошёл к группе из пополнения и увидел такого «Пятачка», невольно спросил:
- Ты кто?
-Я — разведчик! — ответил мне Валик тонким, писклявым голосом.
Все просто со смеху попадали. Такой вот контраст между внешним видом и серьёзностью заявления. А всё оказалось просто. Валик «учебку» закончил командиром отделения электронной разведки. С математикой и формулами он очень хорошо ладил. Через полгода Валик на всех выездах поправки к стрельбе считал, а характер так и не изменился. Он так всю службу безобидным «Пятачком» и проходил. Обидеть Валика — всё равно, что у ребёнка конфетку отобрать. Рука просто не поднималась. Даже ребята из дивизионной разведроты, к которым я и Валик в мае 1984 года были прикреплены и несли службу на вершине горы Хаджи-Роваш, на краю Кабула, взяли Валика под защиту. Бойцы они были резкие, накачанные, и слабости в других не терпели, но Валик их чем-то зацепил:
- Обидишь Валика — уроем! Другим тоже скажи, что Валик под нашей защитой! – такие слова мог услышать любой, кто этого не знал.
Химзащиту мне Валик не принёс. Просто проверка прошла формально и быстро. Оглянуться не успели, а уже в вертушках сидим. Идти пришлось с третьей ротой «полтинника», ребята странные, в роте особенный упор на физическую подготовку, командиры — фанаты этого дела. Роту так и называли — гвардейская, горно-копытная…
Десантироваться должны были в какой-то кишлак, где высота в предгорье около2700 метров, а на вершинах — за3200 метров. Корректировочная группа состояла из трёх человек: старший лейтенант Евгений Соловьёв, «Пинц» — Сашка Колесников, сержант, «медбрат» нашей пятой батареи, и я — рядовой Кузнецов, старший радиотелефонист.
Солнце уже взошло, когда мы долетели до места. Вертолёты сделали круг над кишлаком, выпустили НУРСы по остаткам домов и выбросили нас в снег.
Вся тактика этой войны заключалась в том, чтобы побыстрее забраться на господствующие вершины и там закрепиться. Тот, кто сверху, тот и прав. В общем, пошли вверх, на гору. Солнце светит, снег тает, жарко, весь мокрый медленно ползу вверх и неумолимо сдыхаю. Пройти осталось до вершины метров триста по вертикали, когда Соловьёв решил мне помочь. Поменялись мы с ним грузом. Я ему отдал свою радиостанцию, он мне — свой рюкзак со спальником пуховым. Зря он это сделал. И не раз, наверное, раскаялся. У меня будто второе дыхание пришло, и я пополз в гору. Перевалил через хребет, подождал старлея, подал ему руку и помог подняться.
- Ты куда это рванул?
- Так окликнули бы!
- Ага, догонишь тебя, как же!
Пока Соловьёв отдыхал, решил я посмотреть, куда же мы заползли? Высота больше3500 метров. Небольшое плато, вершинка вроде как стёсана. Подошёл к обрыву, с другой стороны — пропасть, стенки вертикальные почти, метров на четыреста ниже нас облака плывут, земли не видно, как из самолёта смотришь. Начало смеркаться, и тут же резко похолодало. Учитывая, что народ весь мокрый от пота и снега, ночные перспективы вырисовывались неутешительные. А для меня — тем более. Ротный это тоже сообразил и скомандовал;
- Посты не выставлять! Всем утеплиться и закутаться! Главная задача — не поморозить людей!
Да… Вот и пришёл мой час… Без валенок, в мокрой одёжке и сапогах… Даже не представляю, как на морозе переночевать. Разве что только отжиматься до изнеможения. Хотя нет! Некоторая надежда появилась! Запнулся я о какой-то странный вырост, на колобок похож, колючий только. Я вроде бы раньше видел такие, только маленькие, а тут размером с кулак и больше, да густо так на камнях растут, как насыпаны. Принялся я их быстро ногами сбивать. Собирать на плащ-палатку и таскать в расщелину между камнями, которую присмотрел тут же. Мечусь, как Дерсу Узала в книге Арсеньева, когда он в пургу стог сена резал, чтобы не замерзнуть. Когда бойцы «прочухали», чем я занимаюсь, быстро мою поляночку очистили. Не завопишь же, что мне нужнее, и я тоже жить хочу! Все хотят — возраст такой! Прибегаю с последней охапкой, а на моём месте уже Пинц устроился — залез в свой спальник и затих, счастливчик! Сам нигде места не нашёл. А как увидел, что я отвлёкся, и тут как тут! Хорошо, что расщелина длинная была. Оттащил я его за ноги ближе к краю, выгреб, матерясь, из-под него, сколько смог, «колобков», и уже почти в темноте начал плащ-палатки сверху этого ложемента натягивать и камнями придавливать. Полог такой получился. В головах радиостанцию поставил. Ткань подвернул, чтобы не выдувало.
Только собрался лечь, как старлей подваливает, тоже места себе не нашёл. Пинца оттянул ещё дальше. Соловьев тоже улёгся. Ног уже просто не чувствую, просто ниже колен болит какая-то деревяшка. Пытаюсь разминать, шевелить пальцами, сгибать-разгибать ноги, и всё время бью по голове Соловьева. Какой уж тут сон, так, забытье иногда, да и страшно засыпать, не проснусь ведь! Старлей меня ночью периодически потрясёт – давай, дескать, на связь с базой выходи. Успокоился только тогда, когда рация «крякнула». Видимо, вода в гарнитуру попала и замёрзла. Не знаю, позже она нормально работала. Далее мёрз без перерыва, до самого подъёма. Часов в пять утра объявили подъём. Ещё была темнота. Встали, что удивительно, — все. Даже я, хоть и примёрз к камням. Выбрался я из натурального сугроба — ночью снег шёл. Может, он меня и спас? Хотя ног не чувствую, но стою, не падаю. Прошли метров сто до склона, где вчера поднялись, и посыпались вниз. Видимо, не один я такой убогий, ног не чуял. Кто-то оступился, и все, как кегли, покатились. Я на рации, как бобслеист, летел, ногами-деревяшками подруливал, чтобы не кувыркаться и тормозить помаленьку. Сорванные вещи летели рядом, особенно каски доставали. Одна меня неплохо по голове огрела. Хорошо ещё, что у меня из завязок ничего не вырвало, не нашёл бы потом. По ходу спуска даже своеобразные «гаишники» образовались. Они в одном месте, перед обрывом, стояли и руками махали, чтобы народ огибал опасный участок. Повезло. Внизу собрались, вещи расхватали. И ведь никто не поломался! Построились и пошли к кишлаку, возле которого вчера высадились. Шёл по-прежнему на деревянных ногах, но уже что-то начал чувствовать, значит, отходят! В кишлаке дали время осмотреться и оправиться. Решил я тогда перемотать портянки. Да и посмотреть, что у меня с ногами. М-да…Казус какой-то. На обеих ногах лежал лёд. Слева и справа, вдоль ахиллесова сухожилия, прилеплены по две сосульки. Снег попасть не мог, комбинезон поверх сапог надет и затянут, значит, ночью влага напотела и замёрзла, больше ничего не придумалось. Очень сильно мне повезло, что без ног не остался.
Потом были марш на десять километров и встреча с «броней». Забравшись на танк, первым делом сунул свои ноги в выхлоп. Так и доехал до полка, коптясь в солярке.
Кто кому отомстил, я так тогда и не понял…
ЧАРИКАР
Недели не прошло с предыдущего рейда, где я чуть не замёрз, как народ опять зашебуршал и начал готовиться к выходу — на недельку в горы. Куда идём, почему-то никто не знал. Ну, да ладно, там разберёмся. Иду вновь с Троцевским и Сашкой Колесниковым. Надеюсь, что в этот раз беготни по горам не будет, а на прочёску я согласен. Ещё бы от железного гроба, что за спиной, избавиться и налегке «пошариться».
В этот раз никаких вертолётов, идем на «броне». Тут тоже есть своя специфика. И отнюдь не радостная. Знал бы, что мне предстоит, день бы голодал, а потом угля бы активированного наелся. Ну, зато есть, что вспомнить…
 |
 |
Колонна шла уже несколько часов без остановок. Народ, сидевший внутри БТРа достаточно плотно, почти как сельди в бочке, помаленьку вылез наверх. Хоть на «броне» было довольно зябко, да и ветер пронизывающий, но мысль о возможности при малейшей остановке колонны соскочить и сделать неотложные дела просто сверлила мозг не только у меня. «Сверлился» не только мозг, но и кое-что другое… Интересная картина: на соседних машинах висят несколько бойцов. Висят над дорогой, ногами упёрлись в броню, а руками вцепились в скобы на башне БТРа и пытаются свои дела сделать. На скорости шестьдесят километров в час такое «навесное оборудование» выглядит хоть и не очень, но вполне оригинально. Я пока терплю, но уже присматриваюсь, беру уроки мастерства, чувствую, вот-вот пригодится! Терпение моё все-таки было вознаграждено. Словно волна прошла по колонне, машины начали останавливаться. Впереди — подрыв. Надолго или нет остановка — не известно, но не воспользоваться этим — глупость небывалая. Плевать, что стоим посреди города, плевать, что вокруг народ. Ну, надо мне! Правда, не настолько я озверел, чтобы снимать штаны посреди улицы. Рядом оказался проход между домами. Проход узкий, почти всё пространство занято дровами. Вдруг поворот, есть какой-то закуток. Делаю свои дела… Быстро подхватываюсь и мчусь к машине, еле успеваю, заскакиваю уже на ходу.
Потеплело, ветерок ласково обдувает, захотелось спать, но это чревато, можно сорваться под колёса. Но спать-то всё равно хочется. Привязал станцию к скобе на башне БТРа, влез в лямки и задремал…
Проснулся от выстрелов и от того, что меня кто-то за шкирку стянул с брони. Я и повис на привязанной к броне радиостанции в довольно-таки беспомощном состоянии. Выбраться сам не мог, так как связал лямки верёвочкой. Так я и болтался, привязанный к башне, по броне, пока ПКВТ дувалы обрабатывал. Ствол пойдёт влево, я вправо перемещаюсь, ведёт стрелок ствол вправо, я влево уезжаю. Наконец, всё утихло. Стрельба прекратилась, и я всё-таки оторвался и спрыгнул на землю. Появился боец, который вёл огонь.
- Блин! Опять поворотный механизм накрылся, из пулемёта хрен постреляешь! Башня еле вращается. Пойду, доложусь!
- Успокойся! Не нужно никуда докладывать! Это я на марше привязался к скобе, ты башню повернул, меня сбросил и я повис. Вот ты меня по броне и таскал! Чем орать, лучше скажи, что случилось?
Оказалось, что доехав до места и встав на краю кишлака, мы вызвали сильную неприязнь одного местного жителя. Увидев вставшую возле его забора колонну бронетехники, он решил прогнать мерзких «неверных» от своего дома и начал лупить по нам дробью из своей двустволки. Типа — «Кыш! Противные!!!» Но мы почему-то решили не спешить и врезали со всех стволов по источнику раздражения. В результате афганец попал на небеса, а к офицерам из дома прибежала разъяренная «фурия», как оказалось — жена этого партизана. Подбежала и стала, размахивая руками, что-то требовать. Выяснилось, что ей был необходим муж взамен убитого, которого она так и не успела стащить с забора. Мол, без мужа ей нельзя, соседи не поймут, а у командира солдат много, вот пусть одного и оставит. Уж она его будет холить, лелеять и никому в обиду не даст!
Когда толмач перевёл, что она хочет, все долго ржали, хлопая себя по ляжкам. «Фурии» же объяснили, что мужа командир ей выделить не сможет, так как она сама виновата, потому что не объяснила бывшему супругу, на кого можно руку поднимать, а на кого не стоит.
«Броня» осталась на краю кишлака, а мы, взвалив на себя рюкзаки и оружие, пошли на «прочёску». Почти сразу же наткнулись на высокий дом с плоской крышей. Образовался штаб, где я и засел с рацией на весь день. Скучно. Народ носится, а мне запретили. Сижу на крыше на стуле. Автомат между колен стволом вниз зажат… Так и коротал время до самого ночлега…
С утра, выходя из кишлака, маленько начудил. Решил путь срезать и сошёл с тропы. Тут же снял растяжку, хорошо, что «сигналку», а не гранату, вот бы шума-то было! «Фатального» такого шума…
Выходили со стоянки под визги и зелёный салют «сигналки». Непонятно, то ли «духи» любопытные оказались, то ли так сложилось, но прямо перед нами на горку выскочили три экземпляра. Ротный отобрал у бойца ствол с «подствольником» и навскидку выстрелил гранатой. Было далековато, но попал. Был виден взрыв прямо среди этой троицы.
«Духи» убежали.
- Не понял! Что за ерунда?!! Дай сюда гранату!
Капитан взял гранату, осмотрел.
- Ты где ЭТО взял? Это же «учебная», сигнально-дымовая! Они же сюда вообще поставляться не должны! Выбрось на хрен все!!!
Долина, по которой мы идём, — классическая «зелёнка». Поля виноградников перемежаются островками домов. Вокруг домов-крепостей — приусадебные участки, на них обычно — тутовник, грецкий орех и гранат высаживают. Красиво, в общем-то, видимо, богатенький народ тут живёт. По сравнению с другими кишлаками, конечно.
Возле домов встретили группу «зелёных», и в кишлак вошли вместе. Весь кайф от «прочёски» обломали. Морду наивную «кирпичом» сделают и выговаривают.
- Нельзя!!!
Это нельзя, то нельзя…
Видимо, я расстроился из-за сопровождавшего нас навязчивого афганца, потому, что при очередной команде «Строиться!» «тупо» вышел из окна второго этажа. Как был гружёный, так и «вышел»: с рацией, оружием и недовольством в душе. Как-то подвёл меня глазомер на этот раз. В результате, с вывихнутой ногой я подкатился прямо к строю. Болело жутко. Мне помогли подняться и придержали в строю, чтобы не упал. Единственно положительный результат этого происшествия оказался таким: Троцевский снял с меня станцию, и повесил её на Пинца. Недовольная рожа Сашки меня немного успокоила, а нога, думаю, заживёт. Хоть она и распухла, и в сапог не влезает, но ничего, надел на правую какой-то тапочек, допрыгал до моего «зелёного», он с собой тросточку какую-то таскал, пообещал ему денег и эту тросточку выцыганил. На сердце немного потеплело. А с утра при прочёске я, наверное, представлял собой презабавное зрелище: шустро ковыляющий чудик с тросточкой, который не пропускал ни одного закутка по всему маршруту следования…
Хромым «калекой» я пробыл дня два. Потом опять надел станцию. Типа — выздоровел.
Вечером четвёртого дня вышли на широкую улицу. Проспект, однако. Слева — дома-крепости, справа — сады с какими-то сарайчиками. Взводом заняли один из домов, а там вообще пусто, даже чайника нет, всё куда-то попрятали. Ну, ночью чайком побаловаться сам Бог велел. Поэтому, организовав компашку на троих, решили сходить к сараям, поискать посуду. Выходим из кустов и видим, как двое «духов» перебегают дорогу. Я как шёл с болтающимся на животе стволом, так и начал палить «от бедра». Думал, что увижу строчку и поправлю по цели. Как бы ни так, «духи» не дураками оказались. Бегущий впереди успел перескочить дорогу и, нырнув в кювет, очень чётко по нам хлестанул. Пришлось залечь. Немного постреляв и не встретив больше «взаимности», решили проверить. Пусто. В кустах и в кювете пусто, а посуды как не было, так и нет. Хоронясь, перебежали к сараям. Пинц остался у дороги в засаде, Яшка встал возле дверей, а я зашёл в дом. Оглядываюсь и вижу предмет вожделения, лежит, в куче хлама грязный, закопченный чайник, но нам — в самый раз. Начал наклоняться, и тут нога меня чуть не сгубила. Подвернулась… У меня чуть глаза на лоб не вылезли. Даже материться не мог. Застонал… А когда чуть-чуть отпустило, смог только громким шёпотом выдавить из себя какую-то трехэтажную конструкцию. Но от души. Поднял чайник и похромал к двери. Когда вышел, увидел, что Яшка обратно чеку в гранату вставляет. Посмотрел он на меня и говорит: «Я думал, что тебя зарезали. Застонал и забулькал как-то. Если бы ты ещё секунду, если бы матерится не начал, точно бы гранату в окно бросил! Так что — живи!»
Охренеть просто! Других слов нет!
Чарикарская долина – вообще-то места красивые и богатые. Дома высокие, с современной отделкой, сады вокруг них, виноградники…
Для штаба и НП — наблюдательного пункта, выбрали высокий крепкий дом в три этажа. Крепкий, потому, что разорвавшаяся рядом с домом в саду «капелька» — стокилограммовая авиабомба, здание не разрушила. Картинка выглядела довольно забавно — огромная воронка на углу – и совершенно целый дом, даже стёкла из окон не выбиты, хотя, наверное, ремонт уже после «капельки» делали.
Офицеры собрались на плоской крыше дома. В бинокли смотрят, по картам линейками елозят, в общем, при делах, а солдатики-то скучают, стараясь на глаза отцам-командирам не попадаться. Мне тоже заняться нечем. Хожу по дому, пинаю мусор строительный, трубы картонные из под линолеума, бочки какие-то картонные. Понятное дело — ремонт же идёт. И тут меня осенило — бочки, трубы… Да это же готовая печка. Ерунда, что картонная, зато, как весело будет!!!
Решил приколоться и позвал друзей, кто же в одиночку такое творит?
Зашли в комнатёнку. Говорю: «Сейчас согреетесь!». Поставил рацию на подоконник, вытряхнул мусор из бочки и затащил её в комнату. Вырезал ножом выход для трубы и дверку, поставил эту конструкцию у окна, вывел в него картонную трубу, набил «печку» дровами и поджёг…
Сидим, греемся, забыли уже, что печка-то бумажная, а объёмом она литров на сто — сто пятьдесят. Дрова трещат, народ сидит, на огонь смотрит… Хорошо!!! Но ничего не бывает вечного. Очень неожиданно печка развалилась сразу и вся. Только, что была она здесь, и вот уже на её месте куча пылающих дров! Бойцы за секунду выскочили из комнаты, а я, сначала бросившись вместе со всеми, метнулся назад, рацию свою я ведь на окошке забыл. Теперь, правда, между мной и окном был натуральный пионерский костёр! Прыгаю на эту пылающую кучу, хватаю станцию и — рывком к двери… Потом, конечно же, огонь погасили…
Утром следующего дня вышли в район каких-то мастерских, которые выглядели как капитальные гаражи, стоящие вокруг достаточно большой площади.
Иду вдоль всего этого хозяйства, заглядываю в очередной гараж и вижу, что он весь завален «насваем» — зелёной полунаркотической гадостью, которую очень часто жуют местные.
К наркоте у меня и сейчас отношение брезгливо-опасливое, а тогда я вообще любую наркоту люто ненавидел. Помню, как некоторые мои знакомые резко превращались в «озабоченных овощей»… Сначала конопля, потом героин… И всё, нет человека, остался муляж, занятый мыслью, где найти и что продать, дабы достать «хапочку»…
Короче, увидел я, что половина гаража занята этим самым «насваем» и решил пошалить…
Нашёл в соседнем помещении канистру с керосином, набросал на зелёную кучу всякого горючего хлама, облил всё это дело, поджёг и тихонько удалился, пока никто меня не увидел. Просто вдруг я кому-нибудь «бизнес» бы испортил… Кто знает…
Уходили мы из Чарикарской долины под очень громкий «БАБАХ!!!». Обыскивая дом, в подвале нашли двадцать мешков селитры. Сапёры их заминировали. И через десять минут не стало ни утёса, на котором стоял дом, ни самого дома…
УЩЕЛЬЕ НИДЖРАБ
В пятый рейд я шёл с пятой ротой «полтинника» и нашим новым комбатом, капитаном Капшуковым, а также с Колькой Кривошеем, механиком-водителем “реостата” — машины электронной разведки. Я с Колькой на точке полгода служил, а с некоторых пор в одном экипаже числюсь, только на войну всё с пехотой, да с пехотой, а с «бронёй» как-то не удосужился. Кольку же к медали представили, поэтому он нынче со мной. Политика пошла такая – тех, кого представляют к награде, обязаны сходить в рейд с пехотой в корректировку. Лиха хлебнуть. Мы пошли с пятой ротой “полтинника” – 350-го ПДП нашей 103-й ВДД.
Когда заходили в ущелье, спросили у “зелёного”:
- Что за место? Как себя вести?
- Ведите себя, как хотите, они пять лет налоги не платили! Место это Ниджрабом называется.
Понятное дело: анклав какой-то! Зашли нормально, идём потихоньку по дороге. Пехота по бокам дома осматривает. Тихо вокруг и благостно! И тут вдруг — длинная очередь из пулемёта. Я метнулся к каменной кладке забора и оказался в “мертвой зоне”. Как потом выяснилось, почти единственной. Остальной народ попадал в грязь. Кто где шёл или стоял. Фонтанчики от пуль между бойцами пляшут довольно густо. Как пока никого не задели, непонятно. Чувствую, что мне под бок кто-то лезет. Спрашиваю
- Ты откуда такой шустрый?
- Из пятой роты я! Хорошо устроился!
- Не жалуюсь! Я, кстати, к вам и приписан.
В общем, познакомились, оказался он сержантом, командиром расчёта АГС-17 «Пламя», Андреем звать. Присмотрелся, гляжу, метрах в десяти за дорогой лежит Сашка Лагун, из другой нашей корректировочной группы, которую Троцевский вёл. В землю вжался, голову опустил, никуда не смотрит, а пулемёт-то со склона мощно долбит, линять оттуда надо, место-то открытое. Другие бойцы с поля уже снялись и перебежали, а он лежит, подняться не может, духу не хватает. Нашарил я под собой кирпич какой-то и запустил в него
- Лагун! Уходи оттуда!!! Урою сейчас!!!
Почему-то мой крик души подействовал на него лучше пуль. Сашка поднялся, сгорбился и боком, боком ушёл. Сосед мой тоже слинял. Пора и мне. Страшно. Деревце, за которым Сашка Лагун лежал, срубило пулей у меня на глазах. И место, где Сашка лежал, очередью перепахало. Мандраж бьёт, но один уже остался. Пора!!! Поднялся и вдоль низенького заборчика метров триста – бегом: на разрыв лёгких! Догнал своих и упал отдохнуть. Устал страшно. Устроился у стены дома на солнышке. Домик красивенький, как маленькая крепость. По углам — фигурные башенки. Красота… Сижу, отдыхаю. Дальше помню только невозможно-резкий грохот… И тут же белый свет для меня выключился.
Пришёл в себя от резкого запаха, посильнее нашатыря, наверное, будет! Стою на карачках, лбом в стену упёрся, ногами, как жук-скарабей, перебираю — пытаюсь ползти. Кое-как поднялся, огляделся. Отполз я от стены метров на двадцать и вижу — башенки красивой на стене, над головой, нет уже — снесло взрывом. Это меня от осколков и взрывной волны и прикрыло. Но только меня, остальным повезло гораздо меньше. А случилось вот что: танкист заметил, откуда вёлся по нам огонь, и решил подавить пулемёт на склоне. Выстрелил по склону сквозь кроны деревьев. Снаряд задел ветку и взорвался почти у меня над головой. Декоративная башенка меня спасла. Я хоть и сидел ближе всех, но выжил. А сидевшие у другой стенки афганцы погибли все… Все семеро. Наших тоже побило, троих тяжёлых эвакуировали. Когда мимо танка проходил, «особисты» уже занимались лейтенантом-танкистом, горе-стрелком. Инициатива, как известно, порой наказуема. А вот награда – она по конкретным результатам… Комбат Капшуков, кажется, даже и не узнал, что меня из танка приложило, а я и не докладывался – пронесло, и ладно. Слух вернулся через день, но до конца недели ходил, как чумной.
Ночью в доме кто-то сбил пирамиду с оружием. Упавшие автоматы так неудачно «приложили» по голове, что разодрали всю черепушку. Утром у меня был вид героя-партизана. Пока спал, крови из меня много натекло. Утром умылся. Конечно, видок всё равно остался живописный. При дальнейшем движении заметил парнишку, с которым вместе от пулемёта прятались. И как-то незаметно прибился к его взводу, потеряв своего комбата со взводом управления. Долина широкая, домов много, Должны быть рядом, а нету! Вызывал, вызывал ротного связиста — без толку, молчит. Потерялись, короче. Залез на забор, чтобы осмотреться. Тут нога неожиданно подвернулась. Я потерял равновесие, взмахнул руками и рухнул. Когда падал, слышу, «вжик-чпок” — пуля в дереве, на которое я опирался! Ничего себе! Это же меня убить хотели! Кто же это такой шустрый?! Выстрела слышно не было, значит, имеется несколько вариантов. Случайный выстрел, издалека пуля прилетела, это раз. Второй вариант — стреляли с ПБСа — прибора бесшумной стрельбы, с глушителем то есть. И третье — стреляли из глубины дома, в форточку. Ну, посмотрим! Я ведь летел вниз, как подстреленный. Не оступись секундой раньше, так бы и летел с дыркой в голове. Никогда бы не подумал, что мой «привычный вывих» может мне жизнь спасти!
Выглядываю осторожненько из-за дерева: впереди поле, метров триста, за полем — дом. Смотрю, в проёме окна чудак образовался. Значит, вот ты какой…. Успел сделать две короткие очереди, попал вроде. По крайней мере, от рамы щепка отлетела, да и завалился «дух» как-то не очень резко.
- Что стрелял?
- «Дух» в окне был! Вроде попал, пойдём, проверим!
- Некогда! Ты наших вызывай, если вызовешь, то пусть себя рыжим дымом обозначат.
На этот раз связался удачно. Оказалось, что оторвались мы от своих километра на два. Пришлось через поля идти, по открытой местности, но обошлось, дошли. Поднялся к комбату в штаб на крышу. Докладываюсь.
- Ты где был?
- Со взводом оторвался и потерялись. Потом связался, и вышли к своим.
- Я тебя туда отпускал?
- Так получилось! Хотите орехов?
Высыпал ему на плащ-палатку кучу грецких орехов. «Подмазаться» хотел.
- Мародерствуешь?!.
Взял, да и перетянул меня автоматом по ноге, как дубиной. Думаю, обошлось, ведь рядом – «особист»… Даже живот расстроился…
Ночью нас клопы чуть не сожрали, да крупные такие, чуть ли не с копейку размером, откармливают их они годами, что ли… Зарёкся я после этого в домах ночевать. Взял одеяло и ушёл на крышу.
Утром дошли до конца ущелья. Ротный выслал разведку к концу кишлака, которую «духи» чуть не положили. Главное, ведь метров триста от нас перестрелка идёт, и с крыши всё прекрасно видно — кто стреляет и куда перебегает. Ротного тут досада взяла, что зря тащили реактивный огнемёт “Шмель”. Решил он всё-таки испытать новинку, а лучшей натуры для испытаний, чем дом, где засели «духи», просто не найти! Игрушка новая, незнакомая, только что поступила в войска. Домик в результате испытаний просто развалился. Ротному понравилось. Нам тоже пострелять пришлось. Увидели с крыши, как «духи» сбегаются в какой-то длинный сарай, где-то в километре от нас. В сарае этом виднелось всего одно маленькое окошко. Андрюха поставил свой АГС на край крыши, несколько раз выстрелил. Мимо! В окно не попал. Залез к себе в рюкзак и вытащил маленький зелёный ящик. Открыл его и достал оптический прицел. Присоединил его к гранатомёту, прицелился и положил шесть гранат в окно сарая. Больше никто не бегал. Развернулись и быстро дошли до «брони». С Андреем мы больше не виделись. Он погиб на обратном пути, сорвался с брони, когда машина на кочке подскочила и попал под колёса. Глупо…
Дня через два после рейда вызывает меня Троцевский и велит принести ему бак для мусора. Взял бак, захожу, а он там «воспитывает» сержанта Алексеева, который с ним нынче в горы ходил вместе с Сашкой Лагуном.
- Ты представляешь?! Я его вниз с горы послал, чтобы дров принёс, снег кругом, обогреться нужно. А он сходил и принёс! Чурку березовую! Я же там чуть не замёрз! Да над нами вся рота потешалась! Помнишь, как-то в рейде я тебя позвал дверцу резную красивую посмотреть?.. Вся в цветочках, резьба тонкая такая! Что же ты сделал? Посмотрел, полюбовался, а потом — хрясь ногой, всё поломал и к радиостанции привязал. Так мы же тогда в тепле ночевали и ели горячее! А этот чурку на гору принес, причём — мокрую, даже кору не ободрал!!
Ушёл я от греха подальше к себе в каптёрку. Помнил я этот эпизод, абсолютно рядовой случай, и чего он ему так в душу запал?! Дождь тогда нудный шёл, ни одной сухой палки в округе не было, кроме этой дверки. Так что участь её была предрешена. Нужды тела часто важней движений души… Не всегда, правда. Бывают и исключения.
«ВОЛЧИЦА»
Опять иду с четвёртой ротой «полтинника». Троцевский, Пинц и я. Идём на странную банду, у которой во главе женщина — жена бывшего главаря, убитого около года назад. Наглая и изворотливая, любила, пробравшись поближе к нашим постам, пострелять по солдатам из своей любимой «мелкашки» – развлекалась она так…
Идём на охоту, с нами — два проводника. Один — «дух» пленный, другой — личный друг Бабрака Кармаля или его земляк. А может, соврали бойцы. Может — нет, не знаю. Двое суток шарахались по предгорью, а вечером пришли к какому-то кишлаку, но на ночёвку не встали, пошли в горы под прикрытием темноты….
Идём по узкому карнизу, слева — стена, справа — пропасть. Хорошо, что темно, иначе запаниковал бы, наверное. Ну, и тропку проводники отыскали! Поубивал бы их! Вокруг снег, тропа тоже снежная, иду, думаю, лишь бы нога не подвернулась. У меня с детства «привычный вывих», мать меня силком на каток в детстве вытащила, там я себе ноги-то и повыворачивал, ползком тогда до края катка дополз. С тех пор, бывает, подвернёшь ногу, и среагировать не успеваешь — падаешь, как подкошенный. Идём гуськом, друг за другом, след в след. Вдруг впереди заминка, бойцы остановились и прижались к скале, но через какое-то время движение вперёд продолжилось. Когда я дошёл до проблемного места, то увидел, что тропа кончилась, впереди провал, нужно прыгать через пропасть, где-то на метр, но проблема в том, что приземлиться нужно на площадку размером с тарелку. Хорошо, что было темно, и я кроме провала в снегу и маленькой площадки ничего не видел. Надеялся только на то, что бойцы, которые шли впереди, уже перебрались и смогут меня подстраховать. Особо не задумываясь, прыгаю на маленькую, утоптанную площадку, хватаюсь за протянутые руки и вползаю наверх.
На ночь устроились тут же, нашли удобную горизонтальную площадку и рассредоточились. Развёл костерок, прогрел землю для сна, подогрел кашу да чай заварил. Дрова ещё днём подсобрал и привязал к рации. Ночью почти не спал — пехота развлекалась, через переводчика заставили «духа» всю ночь орать лозунги: «Слава ВДВ!”, «Да здравствуют советские десантники!” Вряд ли «дух» понимал, что он кричит, но исправно орал всю ночь.
Утром почти вся пехота снялась и пошла вглубь ущелья, а штаб остался на месте. Мне делать было нечего, и я решил посмотреть при свете дня, где же мы вчера ночью ползли. Ничего себе!.. Днём мне там идти было бы очень неуютно! Пропасть! Вертикальная стена, метров сто — двести. Я к краю даже не подошёл, а подполз…
Ближе к вечеру вернулась пехота. Нашли пещеру с оружием и вещами, неплохо затарились, даже спальниками разжились. Притащили и «мелкашку» этой “волчицы”. Оказалось, что это наша ТОЗовка с прибитым патронташем под патроны. Прицел открытый, простой. Нашли ещё рацию японскую и телевизор маленький. Сверху заметили гружёный ЗИЛ-130, его потом танком выдернули из ущелья. Трос подцепили и вытащили. Правда, разломали в хлам по кочкам и камням. Машина восстановлению не подлежала. Вообще не понятно, как её «духи» туда затащили.
«Другана» Кармаля быстро раскололи. Предателем оказался… Он упорно вёл нашу пехоту в засаду, но не довёл. Пленный «дух» неожиданно «раскололся». Наверное, жить сильно хотел. «Волчица» же, поняв, что засада не удалась, банду увела. Надеюсь, что позже её все-таки ликвидировали
ЧАРИКАР-2
Зима 1983-го года, мой седьмой рейд. Тогда казалось, что всю жизнь буду помнить поминутно свои походы, сейчас же вспоминаются и самые яркие куски, и всякая ерунда, типа — какие ботинки носил таджик-переводчик, которые мелькали у меня перед глазами во время подъёма. Лоскуты-картинки воспоминаний иногда собираются во что-то единое целое, а иногда распадаются на отдельные фрагменты…
Опять четвёртая рота, опять Троцевский, опять Пинц и я со своей «железякой» — Р-107М.
Высадились с «брони» в чистом поле у оврага. Впереди виднеется небольшая гряда с возвышающимися скалами, идём туда. Горку перевалили и увидели несколько домов, которые под этой горкой спрятались. Впереди притихла Чарикарская долина. Мы её в этот раз вроде бы не «чешем», будем сидеть на горке, в оцеплении, как раз всю гряду и займём. Домишки проверить всё-таки нужно, мало ли какой гадости можно от них ожидать…
Дома стоят прямо под скалой, летом там, наверное, не жарко, тенёк, однако….
Зашли в дом, жителей не видно. Странно, обычно суетятся, если не убежали. Нет, не убежали, все тут. Интересная картина — комната примерно шесть на шесть метров, вдоль всех стен тихо сидит народ. Старики, дети, женщины, все по стеночкам на подушках. Накрыты они одним большим одеялом. Посредине одеяло горбом возвышается — оказывается, они туда специальный мангал с горящими углями поставили. Замёрзли, сидят и греются. Сутками могут оттуда не выходить!
Спокойно всё проверили, ничего не нашли. Оружия нет. Из продуктов только лук фиолетовый в мешках.
На горку я, естественно, затащил дрова. Пока грели консервы и кипятили чай, прогрелась и земля под лежанку. Накрыл это место плащ-палатками, вымел угли, застелил, сделал навес от снега. В общем, устроились, можно жить. Мы с Пинцем распределили посты, чтобы спать по очереди.
Ночью я несколько раз просыпался от ругни Троцевского — спихивал я его во сне с тёплого места, и с утра он по этому поводу сильно ворчал. Ну, а что делать? Кто же себя во сне контролирует? Все живое же к теплу тянется. Вот я периодически и выпихивал командира на свежий воздух!
Утром пехота притащила на горку пленного. Шёл он по оврагу со стороны «духовского» кишлака. При себе у него ничего не было, внятного ничего не сказал. Решили попридержать его да сдать при случае в контрразведку или «хадовцам»…
Днём наша «броня» пошла через долину. Пошла с боем, и одна из гранат попала прямо в старшего лейтенанта Избаша, из соседней батареи нашего полка. Сидел он на «Ноне» в люке и поливал из автомата ближайшие кусты, но гранатомётчика снять не успел… Взрывом ранило и механика-водителя – Валерку Прищица, с которым мы на точке по «молодухе» шуршали. Перешёл он от нас в соседнюю батарею, кажется, в шестую, прослужил три месяца и комиссовался с выбитым глазом. Весной прислал нам письмо из Минска, что уже женился и счастлив…
Все хорошее когда-нибудь кончается, кончилось и наше сидение. Утром спустились с горки и пошли через долину в ущелье напротив. Двинулись по следам танка, который прошёл прямо через дувалы, виноградники и дома, никуда не сворачивая и не отвлекаясь по пути ни на что, кроме направления. Дойдя до противоположного склона долины, сгруппировались в каком-то дачном посёлке местного пошиба, расположенного на крутых склонах вдоль ущелья. Маленькие домики с маленькими садиками, разделённые несерьезными заборчиками. Внутри пусто, видимо, и правда — дачи.
С «прочёской» пошли вверх по ущелью вдоль ручья. Чем выше по ручью, тем дома больше и солидней. Вскоре мы вошли в обычный кишлак, где высокие стены вдоль дороги и сливы от сортиров, нависающие над ней же. Если не знать, то и не поймешь, что это за выдолбленные жерди торчат!
Дошли нормально, тихо. Вокруг — спокойно. В верхнем кишлаке решили встать на ночёвку, предварительно осмотрев все дома более тщательно.
Поужинать, правда, не удалось, по рации пришло сообщение о том, что мы почти влипли, и к нам скрытно подходят «духи». Численность их неизвестна, но много. Если срочно сорвёмся с места, то выйти из окружения вроде бы успеваем. В темпе построились и — бегом назад. Не успели, выход из ущелья оказался перекрыт, и нас активно обстреляли. Пришлось вброд переходить ручей и, повернув направо, бежать вверх по склону. Хорошо, что до засады мы не дошли, стреляли по нам густо, но не точно. Бойцы на бегу отстреливались, мне же было как-то не до этого. Устал страшно, до полного отупения. Только бы дойти, только бы заползти на этот чертов склон.
Помню только, как ротный кого-то ругал за то, что тот стрелял по «духам» одиночными:
- Сколько раз тебе говорил, чтобы бил короткими, но очередями! Нечего под «духов» косить. Я же тебя чуть не «положил»!
Потом кто-то меня с тропы спихнул и обогнал:
- Сам жить не хочешь? Так другим не мешай!!!
На склон я всё-таки забрался, и дошёл до мелких дач, где скучковалась рота. Сел на какую-то приступочку дух перевести и тут же скатился, как от пинка под задницу. Кто–то гранату кинул для зачистки подвала и на меня ещё и наорал, мол, а если бы там что-то было и сдетонировало!
Вот так… Уставшему человеку и приткнуться негде!
Нашёл своих, мы отдохнули и спустились к «броне», на которой и ушли назад в Кабул.
ДЖЕЛАЛАБАД
В конце 1983-го, перед самым Новым годом, 103-я ВДД собралась в рейд к границе с Пакистаном, в Джелалабад. Такое ощущение, что первым об этом узнал Пинц – Сашка Колесников – «медбрат» нашей пятой батареи «Нон» 1179-го артполка, самый пронырливый и хитрый человек не только нашей батареи, но и всей дивизии. Парень из города Будённовска, у которого буквально везде были земляки и просто нужные и хорошие люди. Достать он мог всё, узнать – тоже всё. «Афошки» на чеки поменять — пожалуйста, чеки на «афошки» – тоже нет проблем. Чешский «дипломат» – на дембель – только запишись. Идеальный посредник. Пик карьеры был у Сашки, когда он, будучи сержантом-срочником нашего полка, устроился в штат «чекового» магазина в соседнем 350-м парашютно-десантном полку. Должность до такой степени хлебная, что даже не завидно. Мало того, что все товары на выбор во времена сплошного дефицита, так ещё и выезд в город с территории части для сопровождения товара или продавщиц. По пути можно в дуканы заглянуть, а там купить — продать можно буквально всё: часы с калькулятором, электронику, джинсы и т. д. Отношение к Пинцу у нас было настороженное – вроде нужный персонаж, а что ждать от него — не известно. Его успехи на почве коммерции нас особо не радовали, а провалы вызывали болезненное любопытство. Как же он, зараза, опять выкрутится. Провалы иногда были просто дикие. Например, буквально перед рейдом Пинц взял на обмен 20 000 «афошек» в какой-то роте «полтинника», а за это — за сам факт хранения – трибунал, так как афгани у солдат могут появиться только в результате мародёрства или продажи имущества части. Так вот, положил Пинц такую прорву денег, а это по местному курсу около тысячи чеков ВПТ («Внешпосылторга» — советских заменителей валюты) в бронежилет на место вынутой титановой пластины и отправился с продавщицей из чекового магазина в Кабул. Но не повезло ему сильно в этот день, нарвался на комендантский патруль во главе с самим комендантом Кабула, которого очень заинтересовали «хитромудрый» ордер, а также продавщица и солдат без офицера. В результате – обыск, изъятие денег из тайника и сдача в комендатуру. Автомат тоже отобрали и радостно побежали разбираться, созваниваться, откуда такой хитрый взялся. Вечером, точнее — почти ночью, Пинц прибежал ко мне в каптёрку и попросил приютить на ночь. Из его рассказа выяснилось, что пока комендачи отвлеклись, он стырил у них свой автомат и ползком пробрался к двери, а дальше — огородами, огородами и — бегом в часть. Шуму было много, но фигуранта нет, автомата нет, остались деньги, которые он как-то потом через земляков умудрился вытащить. А иначе дело кончилось бы плохо… Кстати, при зарплате солдата 6.50 чеков в месяц 1000 чеков — очень большие деньги. Комбат же наш отыгрался на нём по-своему. Давно уже в части нужно было вырыть канаву для прокладки кабеля. Длиной около 200 метров, глубиной — метр и шириной – в лопату. Срок Пинцу дали до вечера. Не успеет – трибунал. Успеет – косяки все спишут. А теперь принимаем ставки: успеет – не успеет. Успел! Сбегал в какую-то часть к сапёрам и приехал на бронированном траншеекопателе. К вечеру канава была готова! Воодушевленный благополучным разрешением своих проблем, Пинц притащился ко мне в каптёрку и стал благодушно мечтать о том, чего в его жизни не хватает для полного счастья. Нужно ему иметь свой уголок – и моя каптёрка подходит для него просто идеально. Мой пример ему нравится: ночую тут, на зарядку хрен выгонишь, на вечернюю поверку — и то не хожу, в общем, не служба, а мечта. Я ему поддакивал, сочувствовал и одновременно осознавал, что у меня ПРОБЛЕМА – меня хотят выселить с тёплого места. Хотя, да, ночевал я на самом деле в каптёрке, потому что их иногда грабили. На зарядку меня просто не могли разбудить, так как я изнутри закрывался. А на поверку не выходил, потому что было распоряжение по части, чтобы радисты ночью сидели с рацией на дежурном приёме. Короче, с местом каптёрщика я расставаться не хотел. Нужно было что-то срочно придумать.
На следующий день я решил действовать. Тем более, и случай подвернулся. В часть пришла большая колонна с боеприпасами. Всех на разгрузку! Прибегает ко мне старший лейтенант Троцевский и — с порога:
- Чего сидишь? Быстро в колонну, на разгрузку.
- Товарищ старший лейтенант, мне прапорщик Тулупов поручил сделать полки для вещей. Срочно нужны ящики снарядные. Вы же на склад идете, захватите?
Троцевский подвоха не учуял. Так как солдат сам себе не может назначить объём работы, да ещё очень большой, да ещё нужный и срочный.
- Хорошо, работай.
Начал работать. Перекладывать, разбирать, ломать старое. Через тридцать минут заскакивает мой взводный – прапорщик Тулупов.
- Ты что здесь? Быстро колонну догонять!
- Товарищ прапорщик, мне старший лейтенант Троцевский поручил стеллажи сделать! Обещал на обратном пути ящиков снарядных принести.
- А, ну если так, то дерзай.
Фу! Пронесло! Пусть теперь, если захотят, сами разбираются, кто первым поручил. Так у меня появился почти официальный статус каптёрщика. А для Пинца с его мечтами – жест от локтя. Через неделю у меня появился задумчивый Пинц и говорит:
- Как ты это сделал? Ведь у меня ничего не получилось. Три подхода с разных сторон делал – ответ один: «У нас уже есть каптёрщик, зачем же его менять». Уважаю, недооценил я тебя – обошёл на повороте. Если что – сделай лишнюю полку с матрасом, чтобы перекантоваться иногда.
- Да без проблем. Сделаю. Заходи.
- Знаешь, меня называют самым хитрым бойцом дивизии, но так изящно меня ещё не обставляли. Не ожидал.
И вот Пинц узнал новость – большой рейд на Джелалабад после Нового года. Наша батарея не идёт. Остаётся в караулах. Ну, не идёт и не идёт – не больно и хотелось.
- Ты не понимаешь! Все пойдут в караулы на два месяца. Два часа спишь – два часа стоишь. И так два месяца. Чокнешься. А в Джелалабаде сейчас жара, грейпфруты созрели. В рейде – сплошные прочёски, в горы лезть не надо, по долинам пойдём – я всё узнал! И со старлеем из 6-ой батареи уже договорился, что мы с ним идём. Я летом с ним ходил – мужик нормальный, без закидонов.
Грейпфрутами он меня, конечно, убил. Я ведь не знал, что это такое. Мне казалось, что это такой апельсин — размером с дыню. Очень захотелось попробовать. Да и «прочёски» – это тебе не по горам скакать. В общем, согласился и пошёл добровольцем на войну.
Первым делом я обшил невзрачным чехлом свою радиостанцию Р-107М, чтобы на фоне рюкзаков солдатских не очень сильно выделяться, а антенну согнул, чтобы не торчала, потому что «духи» первым делом выбивают сапёров, офицеров и связистов. Нашил карманов, сделал ватные плечи на лямках. Сшил себе «лифчик» под четыре рожка из противогазных сумок. В общем, укомплектовался по максимуму.
В ночь перед рейдом все группы сидели в казармах. Лежим и мы на кроватях. Постели скатаны, в ногах вещи, Тулупов включил песни «Каскада» на своем «Панасонике». Часов до трёх ночи релаксировали. Потом поднялись и пошли на аэродром к своим ротам. Я, Пинц и старший лейтенант Задорожный – будущий Герой Советского Союза, правда, посмертно, и через год…
На аэродроме меня ждала неожиданно бурная встреча. Оказалось, что я опять иду с четвёртой ротой «полтинника», чему они, как выяснилось, несказанно рады. В последний месяц в роте были большие потери. И буквально перед рейдом ребята хорошо посидели, покурили и решили понять, почему им так не везёт. И вспомнили, что когда я ходил с ними в рейд, потерь не было. Когда ходил с другими ротами – у них тоже не было. И они решили, что я своего рода талисман удачи. Увидеть меня с другим командиром из другой батареи они не ожидали. Сперва все загалдели, бросились обниматься, а в конце попытались подбросить меня вверх. Я вырвался, говорю: «Вы что, охренели? Я тоже, конечно, очень рад, но давайте-ка колитесь, что случилось?». Те радостно согласились и всё объяснили. Короче, я не знаю, что они там себе надумали, но я понял, что у меня опять проблема. В перспективе появилась большая вероятность попасть туда, где погорячее. Убедить бойцов, что это случайность, у меня не получилось. Оказалось, что они следили за мной и сравнивали, какие потери были, когда я ходил с ротой и когда меня в рейде не было. А буря эмоций объяснялась просто. Увидев фамилию Задорожный, думали, что с ними идут совсем другие. А тут – мы. Радость-то какая!
Дальше — просто. Загрузились в вертушки. Летим и молимся, чтобы «духам» место высадки не продали. Посадят пару снайперов и перестреляют в момент десантирования. Есть такой способ: бьют тогда, когда ты уже выпрыгнул из вертолёта, но до земли ещё не долетел. Расстояние до земли полтора — два метра, но при удаче успевают весь борт выщелкать, не видно же ни фига, да и шум винтов всё глушит. Но в этот раз пронесло. Высадились в голом поле. Впереди — кишлак, и начинаются горы. Кишлак по дуге обошли и — вверх. Я Пинца толкаю: «Где прочёски?! Где грейпфруты?!» Плечами жмёт! Поднимаемся потихоньку вверх, не колонной по одному, а как-то россыпью. Отцы-командиры, то есть ротный и командир взвода управления, держатся вместе. И тут рядом с ротным — в камень пуля. Чпок! Залегли. Головы не поднимаем. Изобразишь движение – стреляет, зараза. Ясно, что с горы, а откуда — не видно. Тут вспомнили, что с нами идёт целый авианаводчик – «летун» с рацией для связи с вертушками. Давай, мол, родной. Работай. И действительно, минут через десять-пятнадцать появилась парочка «крокодилов» — Ми-24. Авианаводчик сообщает, что вертушки летят. Но мы же видим, что они летят куда-то не туда. Смотрю, а они уже на боевой курс встали. И прямо на нас. Ротный орет: «Дымы!» Дымы – это сигнальный рыжий дым, чтобы себя обозначить. Таскать их положено, но засовываются они часто на самое дно рюкзака, так как нужны бывают крайне редко. Что и получилось. Срочно под руками ни у кого не оказались. Короче, за секунду до того, как нас НУРСами обработать, горка буквально вспучилась рыжим дымом. Вертушки отвернули и отработали уже по вершине. Дальше — без приключений. Залезли на горку, окопались, обложились камнями и затихли на сутки.
На следующий день снялись и пошли вниз. Спустились на полгоры, и тут ротный по рации получил приказ вернуться. С руганью попёрлись назад. Воды нет, пить охота, а ещё сутки сидеть. По крайней мере — ночь. Решили сходить за водой. Благо, на карте, не так далеко, родник обозначен. Есть вода или нет — неизвестно, но сходить надо. По прямой — около километра. Собралось нас человек шесть. Пинц наверху остался, а я взял десять фляжек в чей-то рюкзак и пошёл. Вечер. Не жарко. Дошли до отметки «родник» и обнаружили русло сухого ручья. Но воду всё-таки нашли. С камушка по стеночке сочится тонкой струйкой. Напились. Фляжки наполнили. Смеркалось.… Вдруг стрельба на месте дислокации роты. Трассера во все стороны. Блин! Да что же там такое?! Неожиданно прямо над нами заработал пулемёт. Ни хрена себе! Работает-то он по нашим позициям! Сидим, а что делать — не знаем. Под пулемётом по открытому месту не побегаешь. И тут Задорожный решил проявить себя по основной специальности как корректировщик огня и подавить пулемёт с помощью гаубиц. Ну, и навёл! Когда разрывы стали совсем близко, мы рванули вперёд по открытой местности, надеясь, что «дух»-пулемётчик не дурак и вовремя слинял. Так и оказалось. По нам не стреляли, и разрывы нас не догнали, а место под горкой, где мы прятались, основательно перепахало! Но бодрит, чёрт побери!!! Я на горку забежал – даже не запыхался. Там я выяснил, что случилось.
Пинц, будучи натурой непоседливой, очень-очень мучимый жаждой, услыхал шаги. И решил, что это долгожданная влага, и пошёл нас встречать. Ну, и вывалился лоб в лоб на отряд духов, которым наблюдатели сообщили, что «шурави» снялись и ушли. А то, что мы назад вернулись, им известно не было. Немая сцена на полсекунды. Потом Пинц нырнул за камушек. «Дух», идущий впереди, нёс пулемёт ПКМ. Ну, и ударил по Пинцу на полкороба. Наши тоже очнулись. И понеслось… Результат — на удивление мизерный. У Пинца мандраж и желание с утра очень внимательно осмотреть камушек, за которым он прятался, а то в темноте не видно ничего. И у кого-то из бойцов оба каблука срезало. Ну, и из «духов» мы никого не нашли. Правда, своих убитых они не оставляли. Может, кого-то и унесли… Пинц так и не осмотрел спасший его камушек — темно было ночью, когда мы уходили.
До предгорий дошли без осложнений, встретились с «броней» и остановились на отдых.
Первым делом — чистка оружия. Все подразделения, которые спустились с гор, вышли в поле, разложили плащ-палатки и принялись, разобрав оружие, чистить его и смазывать.
С чисткой своего ствола я быстро закончил. Почти не стрелял ведь нынче. Так, пыль протёр и смазал. Вытащил из магазинов все патроны, капнул на площадку масла, протёр и снарядил рожки снова, теперь уже «свежими» патронами. Сперва — три трассера, затем семь простых, потом — снова трассер и девять простых, следующим — трассер и последние девять простых. Всё, магазин снаряжен, теперь при стрельбе можно визуально расход контролировать. Снарядил один рожок только трассерами, в основном, чтобы побаловаться. Научился я недавно стожки сена трассером поджигать. Главное ведь, чтобы трассер из стога не вылетел. Поэтому метится нужно перед мишенью и бить одиночными выстрелами со смещением к себе. Обычно хватало, чтобы поджечь копёшку.
Всего снарядил себе пять рожков. Один — в автомате, четыре — в «лифчике» на груди. Какая-никакая, а защита вместо бронежилета.
Гляжу, а у моего соседа по чистке оружия возникает какой-то конфликт с «дембелем», а может, и не конфликт. Просто — обычный наезд на «молодого». Принёс тот ему свой ствол, мол, чтобы через пять минут блестел. Сам встал напротив и следит. «Молодой» засуетился и допустил самую распространённую, но и самую фатальную ошибку, которую делают при чистке оружия. Сначала передёрнул затвор, потом отсоединил магазин, а затем сделал контрольный спуск. В результате, дембелю пуля попала в грудь и отбросила его метра на три. Всё, занавес, наповал. Дембеля этого в лицо я помнил, из третьей роты он был, да и пояс его трофейный запомнился, кожаный, широкий, весь в заклепках, он его на все боевые выходы одевал. Так и лежал, заклепками блестя, пока не унесли. «Молодого» буквально тут же взяли «особисты» и начали «колоть» на тему: «За что ты убил своего товарища?!.» Попытки «молодого» оправдаться, мол, случайность, поторопился — не прокатили. Завернули ему руки и увели.
И мне подумалось – как непредсказуема судьба на войне! Ночью целая рота вела дуэль с бандой «духов». Можно сказать – море огня. И никто из наших не погиб. А тут единственный случайный выстрел… И наповал. Не зря говорят в армии, что уставы пишутся кровью…
Отдых продлился ещё три дня. За это время мы помылись, отоспались, получили сухпайки ещё на неделю, распотрошили их. Самое лучшее, типа фарша сосисочного, отложили в рюкзаки для рейда. Выдали даже виноградный сок в маленьких баночках и шоколадки крошечные, типа аэрофлотских. Знатно попировали.
Ночью нас подняли. Рота построилась для марша и выдвинулась в горы. К рассвету, пройдя около пятнадцати километров, мы были на месте. Засели в засаде, на горе, у развилки двух логов. Окопались и просидели без приключений примерно сутки.
Сидим на горе и говорим о каше.
- Товарищ старший лейтенант, вам кашу подогреть?
- Нет, я кашу не ем.
- Почему? Есть-то больше нечего?
- Я галет пожую.
- Так вода-то кончилась почти. Надо бы сходить. Я фляжки соберу. Спросите пехоту, как там – никого нет? Если бойца дадут, так сходим.
- Ладно. Договорюсь. А кашу не ем, потому что.… Вот представь, что будет, если ты поел каши, а в живот пуля, а там каша… А туда — пуля…
В общем, комплекс у человека и личный кошмар.
Бойца мне дали незнакомого, из «молодых», то есть — на полгода младше призывом, да и рейд у него первый, в общем, ранний, но с гонором.
Взяли по десять фляжек пустых, полтора литра каждая, и пошли вниз к ручью – двести метров по курумнику и валунам. Склон крутой – градусов сорок пять. Хорошо, что корни да кусты редкие. В общем, спустились. Русло прямое, участок прямой, видимость – метров триста. Перебежали к камням, за которыми если что — можно укрыться. Да и за спиной участок открытый – без «сюрпризов». Вдалеке только валун здоровый – почти весь ручей перекрывает. В общем, идиллия. Ручей холодный, прозрачный. Напились по очереди «от пуза».
Я встал «на охрану». Смотрю вверх по течению ручья. Боец фляжки наполняет, я – «секу». Вдруг – «мистика» — получаю в спину удар «концентрированной ненависти». Меня как будто выгнуло, даже лопатки свело. Точно знаю, что там вдалеке, вниз по течению, за валуном кто-то есть. И этот «кто-то» очень меня ненавидит. Никогда такого не было — ни до, ни после. Уж я-то «добрых» взглядов за службу столько повидал…
Короче, прыгаю за валун и ору: «К бою!». Оборачиваюсь, и вижу абсолютно наивный взгляд, типа: «А что случилось?». Прошипел ему: «За камень — упал! Я – вперед. Прикрывай!» И спокойно осторожненько пошёл вперед к этому большому камню.
Иду, автомат почти у глаза, и думаю: «Не дурак ли я? Ведь звуков никаких не было. Стоял спиной. Взгляд «бойца» этого молодого… Ведь если никого нет – позору не оберешься». Но иду. Осторожненько обхожу валун… И — на тебе! Сидит, в стенку валуна вжался, дрожит, взгляд затравленный… Типичный «дух», мать его!!! В чалме белой и светло-коричневой розоватой хламиде. Морда печёная, возраст не понять какой, на ногах калоши.
Я к нему подскочил, ствол в пузо упёр. Поднял, развернул его к стенке. Охлопал тщательно. Нет – пустой! В кармане только нож складной с фиксатором, но большой – лезвие около двадцати сантиметров, крупный такой «складишок».
Повёл его к «напарничку». А он сидит, на меня не смотрит – водичку во фляжки набирает, как на даче. Нет слов. Идиот непуганый. Ну, ладно. Не мое дело – пусть его свои «черпаки» да «деды» учат!
Фляжки заполнили. Я свои десять штук на «духа» сгрузил стопочкой. Говорю: «Уронишь – пристрелю». Вроде понял. И он, как горный козёл, — с камушка на камушек, со стопкой белых фляжек, без рук – доскакал ведь!
Пришёл я на горку – весь из себя довольный. Жду, когда меня хвалить начнут! Как же – пошёл, воды принёс, да ещё «душка» прихватил и нож отобрал. Ага! «Щас!». Ротный — 4 меня увидел, Мельников, кажется, его фамилия, и говорит,
- А это – кто?
- Так «дух», — отвечаю, – за камнями прятался.
- Ладно, — говорит, – веди его к кустам, пусть сидит.
Сбагрив «духа», пошёл, поел. Тут и Пинц нарисовался. Как всегда, шустрый…
Двое суток просидели на горке без движения, в конце которых мой «душок» обзавелся соседом – кто-то того из роты за кишлаком на тропе задержал…
Ночью мы снялись, прошли около трёх километров и остановились возле какой-то развилки на отдых.
Кстати, о том «моём» пленном «духе». Спустя годы я увидел его во сне, в кошмарном сне. И снился он мне не раз. Он очень смахивал на известного террориста, которого усиленно разыскивали американцы. Никогда не забуду тот его «удар» мне в спину – взгляд из-за валуна под Джелалабадом. Уж очень была, видимо, сильная и необычная личность. Ночью, когда мы уходили тогда с горы, мы с собой пленного не взяли. Я подошёл к нему с автоматом в руках. И тот подумал, что всё кончено. Такой был тогда днём ненавистно-пепелящий взгляд, а, поди ж ты, теперь обгадился со страха. В полном смысле этого слова, так как сразу же от пленного резко и неприятно завоняло. Убивать я его не стал. Я просто размотал его чалму и привязал пленного к скале, будучи уверенным, что часа через два он освободится и убежит. Был ли он настоящим душманом – не был — оставались сомнения. Вот потому так и поступили с ним. А ведь и тот террорист, которого в конце — концов уничтожили американцы, тоже воевал под Джелалабадом в одно время с нами и тоже попал в плен к «шурави»…
Может, не стоило рассказывать об этом и строить свои домыслы. Но всё же как-то мне до сих пор не по себе..
Впрочем, вернусь к тому рейду. Утром вышли к встретившей нас «броне». Расселись по БТРам и прибыли прямо на оцепление какого-то большего кишлака. Всех вышедших с гор свозили сюда. Помылись, почистились, отдыхаем и ждём, в какую же дыру нас зашлют и сколько будет длиться отдых.
Второй день стоим в оцеплении. Кажется, вся дивизия растянулась вдоль ущелья, окружив кишлак. Кто-то спит, кто-то ходит по гостям. Скучно. На прочёску кишлака пошли только «зелёные», нас не пустили, «шурави» все в оцеплении остались, как пугала для местных.
Дрова в округе все сожгли, даже щепочек и травы для костра не осталось, всё собрали, пока бездельничали, даже консервы разогреть не получается, весь сухой спирт извели. Пинц подал дельную мысль, что если подмазаться к сапёрам, то можно на пластиде сосисочный фарш разогреть. Вдохновился я и пошёл искать этих богачей. Нашёл, познакомился, развели костерок из взрывчатки, согрели и «схомячили» на троих баночку фарша. Попрощался и пошел к себе, продолжать дальше «ухо давить».
Солнце уже садилось, когда пришёл приказ выдвигаться. Проснулся и чувствую, что с моим организмом что-то не то, тошнит, живот крутит, голова болит… В общем, плохо всё, но закосить от выхода уже не получается, проспал я всё. Если бы проснулся до приказа о выходе, успел бы попасть к медикам, а теперь всё, поезд ушёл. Короче, собрался и встал в строй. Хреново мне что-то… Вспомнилось, как сидел я с сапёрами у костерка из пластида и подбрасывал комочки под банку, чтобы ровно горело, а последние крошки швырнул щедро, но не очень точно, часть их в фарш попала, то-то привкус у него какой-то странный был.
Дальнейший переход помню очень фрагментарно…Меня «полоскает», периодически отбегаю с тропы… Тропа идёт вверх – «серпантином», бойцы сворачивают влево, огибают крутой участок и возвращаются назад по карнизу. Впереди у меня стена, метра два — два с половиной, обходить нет сил, разбегаюсь, подпрыгиваю и вцепляюсь в край тропы, кто-то втягивает меня наверх… У моей рации ломается карабинчик, и она повисает на одной лямке. Как-то всё-таки её несу, затем как-то чинюсь… Прошу у Яшки-ординарца воды, прополоскать рот, так как меня уже не рвёт, а во рту так загажено, что дышать невозможно. Он не даёт, говорит, что если я её выпью, то идти вообще не смогу. Клянусь ему, что пить не буду, и, как ни странно, выполняю своё обещание, чему он сильно удивляется… Стою рядом с ротным и вдруг слышу:
- …У нас двое на эвакуацию!..
Одного знаю — неудачно упал, ногу повредил, идти не может. А второй кто?.. Догадываюсь, что это я.
Ротный спрашивает:
- Будешь эвакуироваться или дальше идёшь? Вон гора, там наши, утром будет борт.
Гора высока. На фоне светлеющего неба вообще над головой нависает, не доползу. Тут же — тропа ровно идёт. Говорю, что мне лучше и иду дальше…
Ползём на соседний склон. Рядом, на карачках, ползет мой старлей Задорожный и говорит мне, что такого тяжёлого рейда у него ещё не было. Истерически ржу, кажется, что старлей обиделся…
Остановка. Отцы-командиры совещаются, смотрят карту и решают, что вроде дошли. Опять смотрят, меряют, и ротный говорит, что за ночь прошли тридцать два километра. Приказывает назначить караулы и отдыхать. Спать я пока не могу, трясет всего, поэтому дежурю первым. Оборудовал позицию, натаскал камней на бруствер, лежанку подравнял и застелил. Примерился, прицелился — не видно ни хрена, внизу туман, но тихо пока. Решил осмотреться, да и срок подошел, пора смену сдавать. Разбудил Пинца, а сам пошёл местность осматривать, пейзаж больно интересный, никогда такой не встречал. С вершины горы насыпались камни, ничего необычного, курумник такой, но камешки — размером с дом! Чувствую себя сусликом, да и норок полно. На месте стыков камней норка на нижний уровень, спускаюсь туда, внутри свободного пространства достаточно много, можно стоять не нагибаясь и даже ходить, по углам опять норки, спуститься можно еще ниже, но туда уже без фонаря никак, да и страшно, если честно. Это какие же тут лабиринты!!! Дивизию спрятать можно! «Духи» ведь не дураки, скорее всего, эта природная крепость внизу ими обжита. Наверху дождь, туман, а тут тихо, сухо и, кажется, даже комфортно. Пол щебёнкой с песком усыпан, вверх почти, как по лестнице, можно подняться, в стенки только ногами упираешься, и — вперёд! Спать я всё же там не лёг, побоялся. Вылез наверх, завернулся в плащ-палатку, закатился за камушек и отрубился.
Выплывал я из сна как-то медленно и неохотно. Сперва услышал стрельбу, подумал, что и фиг с ней, спать хочу! Потом, слышу, ползут мимо меня двое, и переговариваются:
- А это кто?
- Не знаю, наверное, кого-то зацепило.
Думаю, да, дожил до светлых дней, уже за труп принимают. Пора выползать! Приполз на позицию, там Пинц с тремя бойцами лупят вниз с четырёх стволов. Выглянул из-за камней, а там внизу, метрах в двухстах, «пляшет», от пуль уворачивается какое-то чудо в перьях. Зелёные штаны, коричневая жилетка. Мечется, пытается утащить за камни лежащего «духа». И очень трудно в него попасть оказалось. Прицеливаюсь, стреляю. Ушёл, гад! Снова стреляю, тороплюсь попасть, ведь не вечно такой цирк будет продолжаться. Снова мимо! Стреляю на опережение, пытаюсь угадать, куда он метнётся. Вроде попал, но не уверен. Выпустил ведь в него почти два рожка. Пацаны потом спускались, смотрели, но мне было «поровну», и я о результатах не спрашивал.
А ведь здорово он плясал! Успевал ещё очень ловко огрызаться. Одна очередь вообще между нами прошла, мне тогда губу осколком камня пробило. Чувствую, солёно во рту стало, думал сопли, а это — кровь… Странный бой. Он постреляет — мы ткнёмся вниз. За эти секунды «дух» успевает подстреленного к камням подтащить. Мы стреляем — он пляшет, уворачивается. И так несколько раз. Вообще не думал, что такое возможно!
Когда всё успокоилось, народ решил подкрепиться. В меня же ничего не лезло, пить только сильно хотелось. Пошёл к камням, там, в углублениях, после тумана образовались мелкие лужицы воды. Напился через трубочку, взял корпус механического карандаша и как коктель просмаковал, даже фляжки наполнил, правда, несколько вульгарно — через рот, ну, да самому ведь пить, будет другая возможность, тогда сменю воду.
Подошёл Пинц, спросил, почему не ем. Сказал, что не могу. Он предложил переложить к себе мои консервы. Всё легче идти будет, говорит. Я и согласился. Есть не мог ещё два дня. Мы всё время куда-то шли, ночевали в пещерках между камней. Однажды ночью вдалеке увидел зарево, какое-то море огней. Удивился, спросил, что за фигня? — Пешавар, говорят, видать. Прикольно! Мы что, в Пакистан забрели? Нет, успокоили меня, по границе идём…
Утром третьего дня проснулся от голода, забытое чувство, однако. Хочу есть, немедленно! Нет — жрать! Блин! Консервы у Пинца в рюкзаке, надо бы забрать…
Ночевали мы в каком-то маленьком горном кишлаке, где меньше десятка домиков и загонов для скота в разных местах по склону разбросаны. Пошёл искать Пинца, его нигде не было, «шарился» он где-то, как обычно. Дошёл до сарая, куда вечером вещи свои бросили, узнал у бойцов, где Пинц кинул свой рюкзак, вытащил маленькую баночку сосисочного фарша и съел.
Минут через тридцать прибежал разъярённый Пинц:
- Ты спёр у меня фарш! Когда придём в часть, я всем скажу, что ты — «крыса»!
- Я не «крыса», и твоего я ничего не брал! А теперь пошёл подальше!!!
- Если ты дал мне банки, значит, эти банки теперь мои! Когда в часть приедем, я тебя перед пацанами ославлю!
- Да говори, что хочешь! А теперь отстань!
Пинц ушёл, а я сел и задумался, ведь получается, что Пинц прав, и я «скрысятничал». Без спроса залез к нему в рюкзак и забрал такой нужный для молодого организма продукт. Плевать, что консервы я считал своими, а его предложение забрать груз принял за дружескую помощь. Ошибся в человеке. Бывает.
Сижу, грущу, и тут — чудо, появляется мой старлей и говорит:
- Есть хочешь?
- Хочу.
- На, держи!
Вытащил из кармана и протягивает мне такую же баночку фарша, что я столь бестолково употребил. Никогда я так не был рад пище, не испытывал такой чистой и искренней благодарности к человеку, как в этот раз. Пошёл и положил банку фарша обратно Пинцу в рюкзак.
Часа через два подошёл Пинц.
- У меня банка фарша в рюкзаке появилась. Откуда?
- Плохо искал!
- Искал я хорошо, и я знаю, что у тебя ничего не было, и ты ни у кого ничего не просил!
- Пош-шёл ты!!!
За оставшиеся полгода службы он ещё несколько раз подкатывал ко мне с этим вопросом, и был неизменно «посылаемым» по «определённому» маршруту. Ну, не любил человек «непоняток», хотел всё знать.
Рота двигалась к следующей точке на карте. По ходу движения выяснилось, что место то — проблемное. Кишлак охранялся стационарными огневыми точками с тяжёлыми пулемётами ДШК. Прежние попытки взять кишлак не удались. Пулемёты очень хорошо простреливали все подходы, так как огневые точки возвышались над поселением минимум на пятьдесят метров и располагались на одинокой вершине, посередине кишлака, с круговым сектором обстрела. Точка!!! Для полного счастья, на крупнокалиберные пулемёты я ещё не ходил. Там ведь не столько пуля страшна, хотя, если прилетит, — радости мало, а плохо то, что при попадании рядом она высекает «жменю», как говорят украинцы, щебня, который и сечёт осколками в кровавый фарш…
Пока я переживал, ситуация разрядилась. «Духи» потихоньку слиняли, и пулемёты прихватили, горка-то дырявая вся, как муравейник. Никто ничего и не заметил. Вряд ли они нас испугались, скорее дома свои пожалели. Вызвали бы мы артиллерию, и перепахали бы всё к чертовой матери.
Заняли мы эти точки, три штуки их оказалось. Представляли они собой площадки между скал. По краю площадок шёл высокий бруствер, перед ним была установлена тренога от пулемёта. Между собой площадки соединялись узенькими переходами, пробитыми в камне. Следов обработки и долбления камня не было, видимо, — стародавнее укрепление. Обзор с площадок был просто идеальный, да и пулемёты были, наверное, пристреляны как надо. Так что если бы по нам отсюда ударили, было бы тяжко.
Заняв горку, бойцы расположились на отдых. На доставшейся нам площадке стоял мешок картошки, штук двадцать цинков с патронами от ДШК и тренога с прислонённой к ней алюминиевой крышкой. Ни дровинки, ни травинки для костра, — не было ничего. Жарить картошку не на чём, но есть-то хочется, особенно — мне. Оголодал, однако, но мысль родилась у меня просто гениальная. Дело в том, что патроны крупного калибра заряжаются артиллерийским порохом в виде соломки, которая на открытом воздухе горит довольно медленно. Короче, приступили к обряду. Положили крышку алюминиевую на два булыжника, почистили и нарезали картошку, высыпали всё в эту крышку. Я вскрыл цинк с патронами и начал их колоть. Клал патрон между двух камней и бил третьим камнем сверху. Гильза ломалась, я вытряхивал порох в кучку. Сашка-сапёр, флегматичный эстонец, с которым я оприходовал несчастливую для меня банку фарша, равномерно подбрасывал порох в очаг. Яшка, ординарец ротного, и Пинц осторожно всё перемешивали. Вот такой конвейер получился. У Яшки ещё банка тушёнки оказалась, так мы её с картошкой перемешали. На запах тут же появились гости. Ни фига себе! Командный состав голодает, а солдаты картошку жареную наворачивают!!! Непорядок! Увидев нашу кухню, конкуренты слегка опешили, но, понаблюдав за процессом, решили, что могут сделать точно так же. Забрали у нас остатки мешка с картошкой, прихватили несколько цинков и, дождавшись окончания жарки, забрали пустую крышку — нашу сковородку. Ничего вкуснее этой несолёной картошки я в жизни не пробовал!
Утром прочёсывали кишлак вместе с «зелёными». Кишлак как кишлак, нищета страшная, как обычно. Дома каменные, а не глиняные, ну, да другого материала в округе и нет. Прилеплены к склону, как сиденья в амфитеатре. Улочек нет, одни тропинки. Внизу мелкая речушка течёт. С утра в соседней роте, третьей, кажется, дурацкие потери. Боец за куст заглянул, а там дед со стволом прятался. Ну, и со страху, что его обнаружили, в живот солдату выстрелил. Деда повязали, допросили…
Настроение поганое, смутное, депрессия навалилась. Ничто не радует, ничего не удивляет. Нет, вру, удивился. Пошёл за водой, чай вскипятить, и удивился. Подхожу к ручью, а там вместо воды течёт кровь. «Сюр» какой то, не бывает так! Может, у меня тихо и незаметно «крыша поехала»?! Решил проверить и пошёл вверх по течению. Метров через сто всё разъяснилось. Афганцы у ручья только что корову зарезали. Вот кровь и сливали в ручей. А я чайник собрался набирать… А в это время кровь из коровьего горла буквально хлестала. Ну, и ладно, значит, «шифер» ещё держится! Обошёл «зелёных», которые очень косо на меня посмотрели, набрал чайник и пошёл к своим.
Ближе к вечеру спустились вниз, в долину. Сели на «броню» и — домой, в Кабул, где не были уже почти два месяца.
ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ
На войне труднее всех приходится рядовому солдату. Читая воспоминания Игоря Кузнецова, я был поражён точностью и простотой его повествования. А ещё – какой-то особенной подкупающей искренностью. Что-то мне пришлось сократить, что-то – сгладить… Сами понимаете – на войне в экстремальных ситуациях бывает всякое… И это «всякое» может кого-то шокировать. Конечно, обыватель, а особенно – молодёжь, представляют войну как череду непрерывных перестрелок, «рэмбовской» удали героев-одиночек, безоглядной храбрости. Да, на войне и такое бывает. Но больше всего там – тяжёлого, изнуряющего физические и нравственные силы грязного, кровавого и неблагодарного труда. Мне тоже довелось служить в 1979 – 1981 годах в Афганистане в той самой прославленной 103-й (витебской) гвардейской воздушно-десантной дивизии. Почему я говорю – не «воевать», а «служить»? — Это потом всё назвали войной. А для нас она и для советского народа в первые годы была «службой в ограниченном контингенте». Естественно, всё ведь сначала засекретили. Когда я приехал в первый свой отпуск в июле 1980-го, то встретил в своём родном посёлке Глушково Курской области двух одноклассников. Один из них, Федя Горпинченко, подслеповато таращась на меня из-за толстых линз очков, «брякнул» невпопад:
- Сашка, а говорят, ты в живот ранен?!
- Сам ты, Федя, в одно место раненый, — усмехнулся я.
- Слушай, а за что медаль-то ты получил? В нашей районной газете «Знамя Октября» написали об этом… Ты стрелял там? И даже очередями? – задал вопрос мой второй одноклассник – Вовка Троянов.
- Ребята, да бросьте вы, — поморщился я. – На войне дают медали и ордена не только за то, что убивают, но и за то, что могут быть убитыми.
- А-а, скрываешь ты от нас правду… — разочарованно протянул Вовка Троянов.
К чему я всё это написал? – Игорь Кузнецов ничего не скрывает в своих воспоминаниях. Честно и откровенно пишет о допущенных оплошностях, о неудачах, об изнуряющей усталости от своих 25-ти рейдов. Он – не «рэмбовский» супермен. Он — обычный советский рядовой десантник. Кстати, одного из «рэмб» в начале марта 1980-го взял голыми руками в плен в провинции Кунар наш младший сержант Михалёв. Ворвался в дом, услышав шорох внутри, и увидел американского советника с ножом в одной руке и гранатой – в другой. И взял этого «рэмбу» без единого выстрела. А прослужил тогда парень всего лишь восемь месяцев. Вот, какими были тогда мои однополчане!
Поэтому, предложив вниманию читателей воспоминания Игоря Кузнецова, я думаю, что они оценили их по достоинству. Опыт бывает и со знаком «плюс», и со знаком «минус». У Игоря Кузнецова есть и то, и другое. Учесть ошибки предшественников, взять на вооружение их опыт выживания в экстремальных ситуациях, умение действовать в боевой обстановке с минимальными потерями – это всегда важно для солдата. Особенно — для рядового. Для рядового любой войны…
Материал подготовил
Александр КОЛОТИЛО.
«Красная звезда».
