Рассмотрение геостратегического контекста организационных процессов управления государством и обществом неизбежно отсылает к геополитике и терминологии «континентальных» и «морских» держав, соответствующим принципам организации и управления обществом, который будет рассматриваться на историческом опыте нацисткой Германии и Великобритании. Система государственного управления континентальных держав традиционно выстраивается на основе жесткой вертикали власти.

Созданная в нацисткой Германии система государственного управления, распределения ресурсов и политической ответственности опирались на принципы фюрера[1] (Fuhrerprinzip) и детального управления[2] (Befehlstaktik), замыкающие процесс выработки и принятия решений на личность, стоящую на вершине иерархии. В таких условиях элита неизбежно фокусируется на отправлении власти, но не ее оформлении, когда практически все внимание и ресурсы сосредотачиваются на текущем моменте и сиюминутных процессах, оказывающих влияние на статус и положение в иерархии государственного управления, борьба за сохранение которого превалирует над выработкой стратегии и политики. В такой системе стратегия и сфера политического превращаются в один из элементов государственной системы, сервисную функцию процесса отправления власти. Конкуренция и борьба идей и идеологий в обществе переносятся внутрь государственной машины, становясь ее важнейшими элементами, когда не политик, но государственное лицо становится главным, а в идеале единственным актором, формирующим тенденции развития общества.

Таким образом, Третий Рейх оказывался состоящим из конкурирующих организаций и структур, защищавших локальные, ведомственные интересы и возможности, функции которых частично перекрывались, а информация и контроль информационных потоков становились важным элементом власти. В такой атмосфере не может быть и речи о доверии. У государственных структур нет возможности учиться на успехах и ошибках других, отсутствуют столь необходимые для выработки адекватных решений в сложной обстановке объективные и непредубежденные дискуссии в элите. К аналогичным выводам приходит и Фанг Чу (Fang Zhu), оценивая атмосферу в Народной Армии КНР во времена Мао Дзедуна: «…чем более авторитарным является режим, тем более элита фокусируется на власти и статусе, нежели формировании политики. Беспристрастные политические дебаты требуют жесткой юридической и процедурной защиты, без которой они становятся слишком опасными для элит, которые не могут себе позволить действовать исключительно из идеологических убеждений и политических отношений…»[3].

В относительно простой международной и стратегической среде, когда решения очевидны и принимаются, в основном, на тактическом уровне Fuhrerprinzip и Befehlstaktik обеспечивают принятие эффективных решений, позволяющих достичь решающего успеха, что мы видим на примере блицкрига 1940 года. Однако последующее сражение за Атлантику[4], война против Советского Союза принадлежали уже другой реальности – геополитической — когда решения должны были приниматься на уровне грандстратегии и геостратегии.

В этих условиях жесткие принципы становились неадекватными, так как не позволяли сформировать адекватную картину происходящего, распознать и классифицировать угрозы и выработать отклики на них. Государственная система и ее акторы оказывались не в состоянии или не желали давать адекватную оценку ситуации, так как имелась реальная угроза статусу докладывающего. Происходила неизбежная фильтрация информации, по мере ее продвижения вверх по иерархии, что в данном случае должно приравниваться к ее искажению. Ситуация усугублялась и тем, что Гитлер отказывался признавать свою вину и последствия собственных действий, — один из основополагающих постулатов Fuhrerprinzip, что приводило к появлению недоверия к вождю в элите. В результате Третий Рейх оказывался в дурном цикле причин и следствий, из которого при имеющейся системе принятия решений выйти было практически невозможно, а поражение становилось делом времени[5].

Таким образом, нацистская Германия не потерпела поражение на тактическом и операционном уровнях, но проиграла стратегию и политику, не сумев конвертировать преимущества немецкой военной мысли и машины в стратегический, политический, геополитический успех. Нацистская Германия не смогла предложить народам Европы ничего притягательного, и если Наполеона позитивно воспринимали многие даже в завоеванных странах (достаточно вспомнить Бетховена, Гете, Гегеля), то этого невозможно сказать о Гитлере и нацистском проекте в целом. Если Наполеон по меткому замечанию Ф. Фехера[6] стремился создать гражданское общество без демократии, то Гитлер хотел свести к минимуму само гражданское общество, превратив общество в совокупность корпораций, когда говорить о демократии не приходится. Поскольку такая политика к тому же оформлялась в рамках нацисткой идеологии и планов создания расово-этнической иерархии, то идейно и политически нацисты противопоставляли себя как традиционным европейским странам и ценностям, так и СССР, загоняя себя в безвыходное положение[7]. Нацизм не мог предложить ни Германии, ни всему миру ничего кроме войны и был обречен.

Совершенно другой стиль управления государством и обществом свойственен «морским» державам, в которых власть опирается на политическую элиту, способную прийти к соглашению через обмен опытом, знаниями и информацией. В частности, работа правительства выстраивается на основе комитетов, когда принимаемое решение становится результатом компромисса и консенсуса, достигаемых через дискуссию. Конкуренция не подавляется, но даже институционально оформляется, становясь источником эффективности и устойчивости государственной системы и обязательным элементом общественной жизни. В обществе создается множество сетей взаимодействия и обменов, в которых циркулируют и распределяются информация, знания, опыт, что исключает появление вакуума или сверхнапряжения в системе выработки и принятия решений. Происходит разделение ответственности и власти внутри государственного аппарата и в обществе в целом. Это дает принимающему решение уверенность в поддержке принимаемого решения и дополнительные полномочия для предпринимаемых действий, так как за ними стоит не только и не столько воля и решения отдельной личности или государственного органа, но консенсус политической элиты и общества[8].

Ярким проявлением данного стиля является стратегия и политика Великобритании в начинающейся Второй Мировой войне и развернувшемся сражении за Атлантику. Это была борьба слабеющей Империи за выживание, понимавшей, что не в состоянии в одиночку выстоять против нацистской Германии[9]. Чтобы выжить и сохранить за собой шанс остаться в разворачивающейся большой игре, Великобритания должна была вовлечь в противостояние США и Советский Союз, переложив на их плечи основную тяжесть борьбы. Реализация данной политики требовала ресурсов и, в первую очередь, времени. Чтобы добиться поставленной цели Великобритания прибегла к традиционной стратегии морской державы. Сражение в Атлантике не имело целью полностью выдавить Германию с Моря и добиться решительной победы. Победа достигалась через постепенное наращивание усилий, последовательность экономических, дипломатических, политических и чисто военных ходов, позволивших Великобритании оказывать давление на Германию и, в конечном счете, сформировать коалицию Союзников. Морские державы коалиции шли к победе через серию небольших схваток на море, суше, экономические, политические шаги, когда победа становилась скорее результатом поражения Германии, нежели решительной победы Великобритании или США. Задача же достижения решительного перелома в войне перекладывалась на плечи континентального союзника – СССР, который нес основную тяжесть войны. Другими словами, морские державы создавали общий стратегический контекст, который без видимых внешних усилий и громких кампаний вел Германию к поражению 1945 года. Победа становилась результатом сражений, политических и экономических шагов, изнуряющих волю и боевые возможности Германии, и зависела от точного расчета и оценок, а также понимания, что является успехом, а что поражением[10].

Залогом возможности такой стратегии и стиля является существование отлаженной политико-экономической машины, в основе которой лежит не только военно-экономическое могущество, но и хорошо организованная и опытная элита, способная управлять обществом не только через механизмы политического, экономического принуждения, но достижение общественного консенсуса и культурную гегемонию. Такая элита была и остается самым мощным социальным оружием морских держав на мировой арене. Ее существование делает некритичным существование харизматических лидеров. Она побеждает организацией и «повседневной» работой и активностью. Сильные лидеры появляются в критические моменты, когда общество оказывается в опасности, и элита готова терпеть некоторое время их присутствие, пока не наступит стабилизация. Примерами такого лидерства и лидеров могут служить Черчилль и Рузвельт[11].

Другой стиль и стратегию демонстрируют континентальные державы, оказавшись в состоянии кризиса, который чаще всего накладывается на явный разрыв между элитой и экономическим базисом общества, а также институциональную слабость государственной машины. В таких условиях единственным выходом становится выдвижение харизматических сверхлидеров и вождей (Сталин, Гитлер), пытающихся компенсировать личной энергией институциональную неадекватность элиты. Можно даже сказать, что появление таких лидеров является своего рода мерой социальной и системной слабости господствующих элит, их несформированности, не только классово, идеологически, но и структурно и функционально. Такая элита не выступает в качестве некоторой целостности, пытающейся через адаптацию сформировать отклик на брошенный вызов, и в ситуации социальной беспомощности сверхлидер, это единственный тип руководства, позволяющий обществу получить некоторые шансы в борьбе с «системными» противниками.

Несмотря на достоинства такого отклика, к которым можно отнести, например, максимальную концентрацию процесса принятия решений, сосредотачивающегося, фактически, в одной личности, он обладает и неизбежными недостатками. В первую очередь, это связано с тем, что вожди несут на себе отпечаток того класса, который их выдвинул и являются носителями тех слабостей, которые он должен компенсировать своим появлением. И чем ярче лидер, тем резче и четче видны недостатки, и тем более масштабными становятся его ошибки и их последствия. Страна, общество оказываются уязвимыми и незащищенными от такого рода ошибок, что практически исключается в странах, опирающихся на систему и элиту[12].

Автор ряда книг по европейской истории 17 века Дж. Паркер в работе «Большая стратегия Филиппа II»[13] пишет, что, принимая решения Филипп II, как и Гитлер, полагались только на себя. Это делало необходимым замыкание на себя властных полномочий, организационных и информационных потоков и приводило к неизбежным перегрузкам. В этих условиях лидеры при принятии решений вынуждены опираться на интуицию, которая во многих случаях помогала, но порой приводила к фатальным последствиям. У Филиппа II фатальным стало решение о нападении на Англию с моря и казус с «Армадой», по поводу которого сэр Уолтер Рэйли заметил, что решение напасть на Англию таким образом «больше пристало властителю, полагающемуся на судьбу, чем тому, кто обогащен пониманием». Аналогичным образом можно оценить и решение Гитлера летом 1941 года, после взятия Смоленска, развернуть наступление на южном направлении, вместо того, чтобы быстрым броском взять Москву, что, по мнению Гудериана и других военачальников, имело фатальные последствия для всей русской кампании[14].

Таким образом, на геополитической арене можно видеть непрерывное взаимодействие и взаимовлияние двух начал и попытки найти баланс между жесткой и быстрой иерархией «Суши» и системным подходом «Моря», опирающегося на элиту и консенсус в ней. Очевидно, что не может существовать единственного и универсального подхода и каждое общество, на том или ином историческом отрезке, ищет и находит свое решение на вызовы времени, опираясь на культуру, имеющиеся ресурсы, историческую память и коллективный опыт общества.

В 21 веке, когда Сеть стала не только информационной, но и социальной реальностью, появляется настоятельная необходимость в адаптации стиля и методов организации общества и государства к требованиям новых времен. Идеальным вариантом представляется поиск и нахождение баланса между принципами единоначалия в жесткой иерархии формальных организаций и сетью горизонтальных взаимодействий, которые не формализуются или слабо формализуются, оставляя свободу действий при принятии решений[15]. Именно в данном направлении двигается теоретическая мысль Запада, предпринимающая активные усилия для формализации данного подхода.

[1] Fuhrerprinzip, «принцип вождя». Идеология Fuhrerprinzip видит каждую организацию и общество в целом в качестве иерархии вождей, — фюреров (Fuhrer). Каждый из вождей несет абсолютную ответственность за свою сферу компетенции и выполнение задач своего уровня, требует абсолютного повиновения от нижестоящих и подотчетен только перед вышестоящими вождями. Глава государства, фюрер немецкого народа, Адольф Гитлер, никому не подотчетен. Fuhrerprinzip стал законом нацистской партии (НСДАП) и с приходом к власти лег в основу системы государственного управления, будучи распространенным на все немецкое общество.

Тем не менее, Fuhrerprinzip был сформулирован не нацистами. Впервые термин был использован графом Германом Кейзерлингом (Hermann Alexander Graf Keyserling), основателем «Школы Мудрости» в Дармштадте, идеи которого в 20-е и 30-е годы 20 века пользовались большой популярностью не только в Германии, но и во всем мире. Один из принципов Кейзерлинга утверждал, что «одаренные личности» «рождены, чтобы управлять», не по праву рождения или класса, но «естественного права». В данном случае Кейзерлинг заявил одну из центральных тем западной культуры, — тему просвещенного монарха, Короля-философа, которую можно проследить вплоть до «Государства» Платона. В 60-е годы данная тема оформилась в понятие «меритократии».

Сам Кейзерлинг резко возражал против неадекватных интерпретаций своего учения нацистами, подвергался гонениям, но выжил благодаря поддержке в аристократических кругах и того факта, что был женат на одной из дочерей Бисмарка. Тем не менее, «Школа Мудрости» была закрыта, собственность конфискована, и Кейзерлинг умер в бедности незадолго до окончания Второй Мировой войны. Самые влиятельными работами Кейзерлинга считаются «Дневник Путешествия Философа» (The Travel Diary of a Philosopher). «Искусство Жизни» (The Art of Life), «Творческое Понимание» (Creative Understanding), «Восстановление Правды» (The Recovery of Truth), «Европа» (Europe). «Школа мудрости» была восстановлена сыном философа — Арнольдом Кейзерлингом (Arnold Keyserling, 1922-2005).

[2] Ульям Линд (William S. Lind ) в своей монографии «Руководство по маневренной войне» (Lind, William S. Manoeuvre Warfare Handbook, Boulder, Colorado: Westview Press, 1985.) говорит о том, что германская военная теория разработала два подхода к организации управления войсками.

В основе первого лежит принцип «директивного управления» (Auftragstaktik), который дополняется еще двумя принципами. Auftragstaktik опирается на директивы, в основе которых лежит приказ на общую боевую задачу. Директива разъясняет подчиненным боевую задачу и намерения командира, обеспечивая их информацией, позволяющей осуществлять координацию с другими частями и соединениями. При этом за подчиненными, находящимися на нижних уровнях командной иерархии, оставляется инициатива и свобода выбора каким образом будет выполняться поставленная задача. Второй принцип (Schwerpunkt), отражаемый в директиве, связан с понятием центра тяжести, направлением главного удара, основным районом обороны и т.д. Schwerpunkt позволяет быть уверенным, что несмотря на предоставление инициативы и свободы выбора, военные усилия останутся в рамках намерений Командующего и будут направлены на достижение общей цели. Третий принцип говорит о необходимости атаковать слабые участки или разрывы в системе обороны противника и избегать атаки сильного противника и устойчивой системы обороны.

Таким образом, выполнение задачи оказывается зависимым от инициативы подчиненных, что требует обоюдного и полного доверия между вышестоящим командованием и подчиненными. Вышестоящий командир должен быть уверен, что нижестоящие в состоянии понять его намерения и будут оставаться в его рамках, подчиненные должны быть уверены, что вышестоящее командование поймет и простит возможные и, порой, неизбежные ошибки, связанные с непредсказуемостью войны. Auftragstaktik, без сомнения, требует высокого военного профессионализма и боевой слаженности как офицеров, так и рядового состава.

Второй подход опирается на принцип «детального управления» (Befehlstaktik). В отличии от Auftragstaktik, Befehlstaktik, как следует из самого названия, выстраивается на основе детальных приказов. Подчиненным воспрещается проявлять инициативу, и они не обладают свободой выбора действий и шагов. Требованию неукоснительного выполнения приказа сознательно приносит в жертву открывающиеся тактические возможности и шансы, возникающие в результате прорыва системы обороны. Какие либо отступления от плана операции, имеющие целью использовать новые возможности, пресекаются. Тем самым Befehlstaktik старается обойти трение войны на тактическом уровне и добиться решающей победы на операционном или даже стратегическом уровне через упреждающий удар, расстройство порядков и системы обороны или уничтожение противника. Поражение противнику наносится не через использование возможностей, появляющихся во время боевых действий, но навязывание ему своей воли.

[3] Zhu, Fang. Gun Barrel Politics. Boulder, Co., USA: Westview Press, 1998, p. 229.

[4] Термин, введенный в оборот Уинстоном Черчиллем в 1941 году для описания серии сложных военных и гражданских кампаний, распределенных во времени и пространстве.

Churchill, Winston. “Winston Churchill Addresses A Joint Session Of Congress,” December 26, 1941.

Schoenfeld, Max. “Winston Churchill as War Manager: The Battle of the Atlantic Committee, 1941,” Military Affairs, Vol. 52, No. 3, Jul., 1988, pp. 122-127.

[5] Beevor, Anthony. Berlin. New York, NY, USA: Penguin Books. 2002, p. xxxiv.

[6] Feher Ferenc. The frozen revolution: An essay on Jacobinism. Cambridge: Cambridge University Press, 1987.

[7] Фурсов, Андрей Ильич. «Мировые геополитические шахматы: чемпионы и претенденты». в Дехийо, Людвиг. Хрупкий баланс: четыре столетия борьбы за господство в Европе. – М.: Товарищество научных изданий КМК. – 2005. 314с. – С. 268.

[8] Atkinson Simon R. and James Moffat. The Agile Organization: From Informal Networks to Complex Effects and Agility. Washington, DC: DoD Command and Control Research Program (CCRP) Publication Series, 2005, pp. 57-71.

[9] Fareed Zakaria. “The Future of American Power. How America Can Survive the Rise of the Rest,” Foreign Affairs, May/June 2008.

[10] Atkinson Simon R. and James Moffat. The Agile Organization: From Informal Networks to Complex Effects and Agility, pp. 73-77.

[11] Фурсов, Андрей Ильич. Мировые геополитические шахматы: чемпионы и претенденты, С. 269.

[12] Ibid. С. 270.

[13] Parker, Geoffrey. The Grand Strategy of Philip II. New Haven, London: Yale University Press, 1998.

[14] Фурсов, Андрей Ильич. Мировые геополитические шахматы: чемпионы и претенденты, С. 270-271

[15] Atkinson Simon R. and James Moffat. The Agile Organization: From Informal Networks to Complex Effects and Agility, p. 88.

http://www.csef.ru/studies/defence/projects/new_military/articles/2388/

Категории: Мир| государство

Метки: война, государство, политика, стратегии, стратегия