Офицер батальона патрульно-постовой службы МВД Крыма рассказал, как под Киевом боевики-нацисты заживо сожгли его земляков. Так начались первые массовые казни «европейской Украины».
По понятным причинам сейчас нельзя назвать имени этого человека. На Украине у него осталась родня. По словам самого бойца сотрудника симферопольского ППС, то, что он пережил в Киеве – настоящее предательство центрального руководства.
— Когда вас отправили на Майдан?
— Утром 22 января. И пробыли до Дня защитника Отечества, 23 февраля. Я был в числе 150 сотрудников ППС из Симферополя и Евпатории.
— Условия были тяжелые? Говорят, вы ночевали прямо в автобусах, а ели что придётся?
— Первые три дня так и было. Ночевали в автобусах, а ели одни бутерброды. Хорошо, что хоть люди приносили кто сгущёнку, кто конфеты...
— А ещё, говорят, все киевляне Майдан поддерживали...
— Не все, были и такие, кто всячески старался нас поддерживать. Но потом была столовая три раза в день. А еще наш командир договорился с начальством, что нам выделят гостиницу. Правда, получилось так, что за неё пришлось расплачиваться самим — причём премией, которую нам начислили, но так и не перевели на счёт!
— Какую вы получали зарплату на тот момент?
— 2600–2700 гривен чистыми на руки. Официально ещё меньше.
— Какие приказы вы получали от начальства по отношению к митингующим?
— Был приказ их не трогать. Приходилось терпеть, когда в нас летели камни, брусчатка, а потом и зажигательные смеси. В общем, они нас постоянно «бомбили». А 18 февраля прямо с утра началось реальное столкновение.
— Как это было? Они пошли в наступление?
— С утра начались стычки между милицией и протестующими на Институтской и Шелковичной. Несколько тысяч майдановцев пикетировали здание Верховной Рады. А мы стояли возле офиса Партии регионов, куда ближе к обеду стянулись анархисты. Все пошло в ход — и петарды, и камни, и «коктейли». А мы просто стояли. Был приказ их не трогать. Они уже начали забираться на машины, которые нас отделяли, били стёкла. И только после того как реально стали бить наших пацанов, нам сказали оттеснять их. «Беркут» пошёл вперед по Институтской, мы — за ним, второй цепью. В тот день погибло двое милиционеров и примерно сотня получили ранения.
—Майдановцы стреляли из огнестрельного оружия?
— Да, начиная с 18 февраля постоянно по нам палили. А у нас что — щиты и дубинки... То, что там были далеко не мирные протестующие, я в очередной раз убедился, когда беркутовца выцепили из толпы, на глазах у всех выкололи ему глаз, а потом забили до смерти.
— Когда начался расстрел людей снайперами 20 февраля, вы где находились?
— Мы перекрывали дорогу на одном из въездов в город. А потом прошёл слух, что в нашу сторону идут люди с Майдана с автоматами. И автобусы начали быстренько разъезжаться. Мы запрыгивали в них уже на ходу. Не знаю, был ли приказ командиру батальона уходить, но как только мы стали отъезжать, ему позвонило начальство и сказало, мол, возвращайтесь, мы вам выдадим оружие. И командир остановил колонну. Долго думал, что делать. Наш водитель позвонил кому-то из своих коллег, кто находился в центре, и сообщил, что поступила команда возвращаться. А он ему в ответ: вы что, дураки, тут море трупов, Мариинский парк весь усеян бойцами. Мы сразу поняли, что нас положат, как только мы вернёмся, и никто нам автоматы не даст. А водитель заявил командиру, что разворачивать автобус не станет — разобьёт радиатор и проколет шины. В общем, наверное, благодаря водителям мы и стали выезжать из города.
— А какие приказы поступали от начальства?
— Наш командир решал, что делать, буквально на ходу. В Киеве половина начальников уже перешли на сторону путчистов. И непонятно было, кому подчиняться. Полагаю, СБУ нас сдала автомайдановцам. Потому что как они нас нашли и увязались за автобусами — непонятно. Да и когда ещё мы заселялись в гостиницу в Киеве, автомайдановцы тоже как-то об этом сразу узнали...
— Как вы добрались до Крыма?
— Мы ехали тремя автобусами. По пути к нам примкнули ещё пять или шесть автобусов с активистами Антимайдана, которых называли «титушками». В городе Корсунь-Шевченковский, в Черкасской области, нашу колонну остановили на блокпосту. Командир вышел, пообщался с афганцами, которые как бы были за народ, но в то же время лояльно относились к ментам. И договорился с ними, что наши три автобуса пропустят, а активисты останутся. Первый автобус прошёл, второй прошёл, тут наш автобус подрезает машина с «титушками» и уходит третьей. Нас блокируют, разъярённая толпа боевиков начинает бить стёкла. Водитель кричит: ребята, что вы делаете, это менты! Но толпа уже не слушает его. Несколько человек ворвались в салон, заставили снять бронежилеты, вынесли спецсредства, нашли три помповых ружья и вывели нас в поле. Положили на землю, стали срывать погоны, шевроны... А автобус, который стоял за нами с людьми из Крыма - подожгли. Пассажиры стали выпрыгивать из окон, их тут же избивали и бросали на обочину. Лёжа на земле, я оглянулся на них и тут же получил сапогом в глаз.
— А те два автобуса, которые проскочили, ушли вперёд?
— Нет, они остановились метров через двести. Вернулся командир. Сам. Пешком. Не знаю, о чём они беседовали, но нас в конце концов отпустили.
Мы действительно чудом выбрались. Ведь столько ребят погибло! Помню, когда в Киеве ещё за два дня до перестрелок разговаривал с беркутовцем из Львова, которого потом заставили стоять на коленях перед толпой, а у него лицо всё в саже от дымящихся шин, а во взгляде такая бездна... Он тогда ещё сказал, что предчувствие нехорошее, как будто на смерть посылают.
Алексей ПРАВДИН
Фото В. Зайцев, из личного архива экс-сотрудника ППС
источник