…И наступило 22 июня

Историки, политологи и журналисты всех направлений и мастей, анализируя наши крупные неудачи на начальном этапе Великой Отечественной, сосредоточили основное внимание на состоянии Красной Армии, ее командного состава и управления вооруженными силами. Меньше оценивалась обстановка в высших эшелонах военно-политического руководства страны. И еще меньше – роль и место разведки в те грозовые годы.

Общественности широко известно, пожалуй, только имя Рихарда Зорге, работавшего в Токио и сообщившего осенью 1941 года, что Япония не собирается нападать на СССР, а готовит войну против США на Тихом океане. Это позволило перебросить под Москву, в момент решающей битвы за столицу, часть «сибирских дивизий» с Дальнего Востока и одержать первую победу.

Попробуем разобраться, почему нападение Германии на СССР постоянно, в течение многих лет, неизменно именовалось как «внезапное», «вероломное». Что же делали разведки?

Их было две: внешнеполитическая, в составе НКВД, и военная - в виде разведывательного управления Генерального штаба РККА. С военной разведкой все ясно, она имеет свой загранаппарат, состоящий, в основном, из сотрудников военных атташатов и обязана следить за состоянием армий вероятных противников, их военным строительством, качеством и количеством вооружений, их эволюцией.

Но почему внешнеполитическая разведка оказалась в составе Народного комиссариата внутренних дел? Разведки почти всех государств мира являются самостоятельными и структурами, подчиненными, как правило, непосредственно главе государства.

Все дело в том, что советская внешнеполитическая разведка родилась 29 декабря 1920 года, когда на территории СССР заканчивалась гражданская война, в результате которой больше 2 миллионов политических противников советской власти оказалось в эмиграции, включая сотни тысяч военнослужащих белых армий. За рубежом создавались политические организации, боевые формирования, ставившие целью свержение советской власти.

В сложившейся ситуации гражданская война как бы не была закончена, она была перенесена с территории СССР за кордон. ИНО ВЧК - Иностранный отдел Всероссийской Чрезвычайной Комиссии - был руководителем и организатором этой войны со стороны СССР. Главной задачей ИНО на том этапе было разложение эмиграции, раскол ее рядов, ликвидация наиболее видных и авторитетных лидеров, таких как, например, Борис Савинков. До классической работы разведки против иностранных государств руки тогда не доходили.

Поставленные Кремлем задачи требовали для своего решения иных кадров, нежели политические разведчики. Были нужны боевики, мастера «плаща и кинжала», крутые и решительные люди. Вся история, связанная с преследованием и, наконец, убийством Льва Троцкого в Мексике в 1940 году - яркое свидетельство целей советской разведки и методов ее действий. Если мы взглянем на список начальников советской внешней разведки в предвоенные годы, то увидим, что за период с 1935 по 1941 год ее возглавляли 6 человек: Слуцкий Абрам Аронович, Шпигельгласс Сергей Михайлович, Пассов Зельман Исаевич, Судоплатов Павел Анатольевич, Деканозов Владимир Георгиевич и Фитин Павел Михайлович. Общей характеристикой всех этих руководителей – за исключением Фитина - было личное участие в специальных операциях, то есть террористических актах по устранению противников советской власти в зарубежных странах. В их многочисленных наградах чаще всего фигурируют по нескольку орденов Красного Знамени, которые как раз давались за успешные специальные операции.

Из шестерых начальников разведки трое - Шпигельгласс, Пассов и Деканозов - были расстреляны, Слуцкий отравлен, ему был сделан укол с цианистым калием прямо в служебном кабинете своего начальника, Судоплатов был во времена Н. Хрущева осужден на 15 лет лишения свободы за многочисленные нарушения законности и отбыл весь срок «от звонка до звонка». И только Фитина не затронули репрессии, он скончался в 1971 году в возрасте 63 лет, занимая скромный пост руководителя фотокомбината Союза Обществ дружбы с зарубежными странами. Остальные оказались жертвами того жестокого времени, которое войдет навсегда в историю России под названием «большого террора».

В послесталинское время и даже после 1991 года их родственники в большинстве случаев добились реабилитации своих репрессированных предков, но по делу Пассова и Деканозова они получили отказ, а по делу Судоплатова благоприятное решение было принято только в 1992 году.

Бывалые охотники, не раз ходившие на медведя, знают о фатальных ошибках зверя, который, вылезая разъяренным из берлоги, непременно сначала бросается на собак, не обращая внимания на стрелков, целящихся в него. Мишку заваливают, пока он сводит счеты с яростно лающими псами. Рассказывают, что в старину, когда на медведя ходили с рогатинами, зверь с такой же ненавистью отвлекался на простую брошенную в него шапку с лохматым мехом.

Вот точно таким же медвежьим образом вел себя Кремль в те годы, яростно воюя с антисоветской эмиграцией, и не уделяя основного внимания более страшным для государства угрозам.

Репрессии в самой разведке оправдывались также связями обвиняемых с троцкистскими группами, подготовкой «государственных переворотов», и лишь изредка - шпионской деятельностью в пользу иностранных государств. Поскольку большинство руководителей разведки были евреями по национальности, их просто невозможно представить в роли немецких агентов. Антисемитизм в Германии был государственной политикой.

Следует отметить, что масштаб репрессий в самих органах безопасности - а в разведке в особенности - был значительно больше, чем в других государственных структурах СССР. Редкие выжившие в мясорубке репрессий старожилы рассказывали, что каждый рабочий день тогда на Лубянке начинался с обхода служебных кабинетов комендантским взводом, офицеры которого по имевшимся у них спискам арестовывали сотрудников и сопровождали их во внутреннюю тюрьму. Нервы у всех были натянуты до предела, дыхание восстанавливалось только, когда стук сапог солдат комендантского взвода удалялся. Ни о какой серьезной работе думать не приходилось. Более 80 процентов тогдашнего списочного состава сотрудников разведки погибло. От такой «сплошной вырубки» более или менее годных работников неизбежно в разведку попадали совершенно неподготовленные кадры.

«Партнаборы» никак не были связаны с уровнем необходимой квалификации. Показательна в этом отношении судьба Павла Фитина, руководившего разведкой в 1939-1946 годах. Он был выходцем из крестьянской семьи, мечтал посвятить себя механизации сельского хозяйства, окончил Тимирязевскую академию и начал работать в «Сельхозгизе», когда в марте 1938 года попал в сети «партнабора» и оказался в НКВД. Не успев даже опомниться от принудительной смены профессии, в ноябре того же года был назначен в разведку в качестве стажера. Крестьянин по своему миропониманию, без знания иностранных языков, без какого-либо представления о загранице, он за один год совершил головокружительную карьеру, и в 32 года стал руководителем разведки. Не по своей воле, а в силу общегосударственного бедлама в кадровых делах. Что можно требовать от человека честного и политически преданного, но абсолютно не готового к решению тех задач, которые перед ним поставлены? Что мог малограмотный в делах внешней политики «начальник» ответить Сталину, который не раз вызывал его «на ковер»? Да и как мог Сталин верить совершенно «желторотому» начальнику разведки, все предшественники которого оказались «врагами народа»... Вся разведка была под подозрением.

В годы войны П. Фитин проявил себя с лучшей стороны, когда надо было организовывать разведку на оккупированной территории, в тылу врага, но в предвоенные годы он был беспомощен.

Сейчас о нем издается книга в серии «Жизнь замечательных людей»: интересно, как ее автор оценит работу разведки в канун войны.

Не слаще было и у наших военных. Те же репрессии, такая же чехарда кадров. Советско-финская война показала: наша разведка не справилась со своими задачами. Силы и качество финской армии было оценены ошибочно, что привело не только к большим потерям и затяжке боевых действий, но и вскрыло очевидные «дыры» в действиях наших войск. А это подтолкнуло гитлеровскую Германию к ускорению разработки плана «Барбаросса», к нападению на СССР.

С июля 1940 года Главное разведывательное управление возглавил 40-летний, только что произведенный в генерал-лейтенанты, Филипп Иванович Голиков. Он был рожден и воспитан в горниле гражданской войны и 12 лет, с 1918 по 1930 год, занимался политической работой в войсках. Потом перешел на командные должности, и к моменту назначения начальником ГРУ командовал 6-й армией. Иными словами, не имел никакого специального образования, не обладал никаким разведывательным опытом, а, следовательно, и не мог профессионально руководить разведкой. Он только поддакивал И. Сталину при докладах, не смея противоречить ему. В силу этого военная разведка не сумела сыграть самостоятельную роль в канун войны. Ф. Голиков был снят с поста начальника разведки сразу же после начала Великой Отечественной войны и отправлен в Англию, а потом в США в составе военных миссий.

В имеющихся документах нигде не встречаются достоверные упоминания о личной позиции руководителей разведок или их непосредственных начальников в оценке военно-политической обстановки на советско-германской границе. Непосредственным руководителем П. Фитина в 1938-1941 годах был начальник Главного управления государственной безопасности В.Н. Меркулов, расстрелянный в 1953 году по делу Л.П. Берии. Накануне Великой Отечественной военная разведка подчинялась начальнику Генерального штаба РККА Г.К. Жукову.

Ни в одной из разведок в то время не было специализированных информационно-аналитических подразделений. Таких, которые бы систематически вели мониторинг военно-политической обстановки, в чьих руках сосредотачивалась бы вся доступная информация и которые выдавали бы прогнозы наиболее вероятного развития обстановки.

Ни политическая, ни военная разведки не взяли на себя ответственности дать реальный анализ складывающейся накануне войны обстановки и предупредить о грозящей беде.

По пагубной привычке «наверх» - то есть И. Сталину и некоторым членам Политбюро – вразнобой сообщали информацию, исходившую от конкретных закордонных источников. Эта информация была не только тревожной, но кричащей о неизбежности скорой войны Германии против СССР. Но человеческая психика так устроена, что с трудом воспринимает худший вариант развития событий, она надеется на то, что беда придет, но не так скоро и не в такой сокрушительной форме. И. Сталин чувствовал, что война неизбежна, но не верил, что она стоит у порога.

Его окружение было просто обязано освободить его от этого заблуждения. Жизнь показала: в ходе войны он прислушивался к мнению членов Ставки, к Генеральному штабу и даже к отдельным военачальникам, например К. Рокоссовскому при планировании операции «Багратион». Надо признать: накануне войны у разведок не хватило профессионализма, а у их руководителей политического мужества, чтобы в полной мере выполнить свой долг.

Приходя к такому горькому выводу, тем не менее, я обязан сказать, что рядовые разведчики, особенно те, кто работал в загранточках и основная часть их руководителей, делали все возможное, чтобы уберечь Родину от неминуемой беды. После событий 1991 года, когда внешнюю разведку возглавил Е.М. Примаков было принято решение подготовить шеститомное издание «Очерков истории российской внешней разведки». Любознательные читатели могут найти большое количество материалов о героических делах разведчиков накануне и в годы Великой Отечественной войны. Причем это не журналистские поделки, а очерки, основанные на архивных документах разведки.

Остановлюсь на работе разведки непосредственно в фашистской Германии. В середине тридцатых годов берлинскую резидентуру возглавлял Борис Моисеевич Гордон, занимавший по прикрытию пост заведующего консульским отделом посольства. Он после прихода Гитлера к власти настойчиво работал над созданием агентурной сети в Германии. Ему в 1935 году удалось познакомиться, а затем и завербовать Арвида Харнака, выходца из профессорской семьи, получившего образование в США и женившегося там на американке немецкого происхождения. А. Харнак был убежденным противником нацизма, как и его супруга.

По рекомендации нашего резидента А. Харнак вступил в национал-социалистическую партию, устроился на хороший пост старшего правительственного советника в министерство экономики.

Но, главное, он располагал широкими связями в кругах немецкой интеллигенции, ненавидевшей Гитлера и готовой на борьбу с фашистским режимом. Арвид Харнак вскоре привлек к сотрудничеству с нашей разведкой Харро Шульце-Бойзена: первый получил оперативный псевдоним «Корсиканец», а второй «Старшина», поскольку Харро был старшим лейтенантом и работал начальником отделения в разведывательном штабе «Люфтваффе» - авиации Г. Геринга. От обоих поступала исключительно важная информация о положении в Германии и подготовке ее нападению на Советский Союз.

Но в 1937 году Бориса Гордона вызвали в Москву, где он был арестован и вскоре расстрелян. Резидентура до сентября 1939 года, то есть до начала Второй мировой войны, не имела руководителя, что само по себе чудовищно с точки зрения здравого смысла. Наконец, новый начальник приехал: им оказался Амаяк Захарович Кабулов, родной брат Богдана Захаровича, правой руки Л. Берия. Впоследствии он вместе с братом был расстрелян по делу Берии, но в 1939 году этот дремучий невежда в вопросах разведки и внешней политики, за спиной которого было всего пять классов неполной средней школы и бухгалтерские курсы, оказался в эпицентре мировой трагедии, в котле, где кипели гитлеровские страсти о мировом господстве. Амаяк не мог встречаться с агентурой, потому что не знал немецкого языка и плохо говорил по-русски. Крошечная резидентура - всего три человека - была фактически парализована. Встречи с «Корсиканцем» и «Старшиной» были прерваны. К тому же немецкая контрразведка быстро вычислила, кем был на самом деле Амаяк: его последний пост перед отправкой в Берлин - заместитель наркома внутренних дел Украины. Так что не стоило труда подставить ему «подсадную утку», которая снабжала его дезинформацией. Одним словом, как говорят, «Беда на беде сидит и бедой погоняет».

Только в апреле 1940 года в Берлин приехал нормальный, здравомыслящий профессионал-разведчик Александр Михайлович Коротков, который принял на связь основную часть агентурной сети. Он все делал правильно, но ему не хватало опыта и знаний, чтобы фильтровать поток информации, анализировать ее и давать собственную оценку событиям. В Центре же катастрофически не хватало людей для квалифицированной аналитической работы. Известная разведчица Зоя Воскресенская (Рыбкина) была единственной, кто «обрабатывал» телеграммы, приходившие от «Корсиканца» и «Старшины», но она, скорее, редактировала их перед отправкой И. Сталину, чем давала оценку содержавшимся в них данным.

Все равно, от информации, поступавшей из Берлина, несло духом неотвратимой военной агрессии со стороны Германии. Поэтому в Центре было принято решение готовить агентуру к действиям в условиях войны. В берлинскую резидентуру были направлены портативные радиостанции, батареи питания, денежные средства, шифры. Все это пришло в разведточку буквально накануне войны. А.М. Коротков передал полученное агентуре для прямой связи с Москвой за несколько дней до нападения Германии на СССР. И 24 июня 1941 года, то есть уже после начала войны, мужественный до отчаяния разведчик сумел еще раз выйти в город, подкупив командира охраны советского посольства под предлогом необходимости проститься с любимой девушкой. Потом личная связь прервалась…

Последняя телеграмма от берлинской резидентуры пришла 16 июня 1941 года. В ней почти текстуально говорилось о том, что все приготовления к военному нападению на Советский Союз завершены. Война может начаться в любой момент.

Сталин лично принял Меркулова и Фитина и, потрясая телеграммой, сурово спрашивал, откуда агенты берут эту информацию. На ответ, что источники достоверны, вождь возразил, что из всех немцев доверять можно только Вильгельму Пику, руководителю компартии. Через несколько дней немецкие полчища хлынули через нашу границу…

Война показала несостоятельность многих наших расчетов. Портативные радиостанции оказались маломощными, их передачи могли принимать только на расстоянии до 1 километра. Радиоприемный центр был оборудован в районе Бреста, который был занят немцами в первую неделю боевых действий. В ходе войны мы пытались наладить прием из Лондона или Стокгольма, но сигналы были или неслышными, или очень слабыми. Дважды были предприняты попытки установить контакт с агентурной сетью «Корсиканца» и «Старшины» путем посылки к ним связников, но обе попытки оказались безрезультатными.

После войны из документов, попавших в наши руки, стала известна судьба многих честных немецких патриотов, которые вместе с нами вели борьбу не на жизнь, а на смерть с гитлеровским фашизмом. Немецкая контрразведка бросила все силы на поиск неизвестных радистов, которые шифрами посылали в эфир большое количество информации. Этих радистов гестаповцы называли на своем профессиональном жаргоне «пианистами», а, поскольку «пианистов» было много, то их в совокупности стали именовать «капеллой», то есть оркестром. Отсюда родилось ставшее знаменитым название «Красная капелла», обозначающее совокупность антифашистских групп, которые вели борьбу против гитлеровского режима. Агентурные группы «Корсиканца» и «Старшины» были наиболее организованными и эффективными, но ими не исчерпывается понятие «Красная капелла». Гестапо, в конце концов, удалось частично «расколоть» не самые совершенные агентурные шифры, а также со временем запеленговать места работы радиопередатчиков. На это у них ушло более года, но к концу лета и осенью 1942 года начались аресты подпольщиков. Трудно себе представить жестокость пыток, которым были подвергнуты арестованные, суд над ними был формальным, а приговор заранее известным.

Арвид Харнак и Харро Шульце-Бойзен были повешены 22 декабря 1942 года в берлинской тюрьме. Первому их них было 41 год, а второму всего 33. Их жен, по прямому приказу Гитлера, гильотинировали.

Репрессии носили широкий и жестокий характер. До октября 1943 года гестапо повесило 31 мужчину и обезглавило 19 женщин по обвинению в подрыве государственной безопасности Третьего рейха, несколько десятков были сосланы в лагеря смерти, на каторгу, в штрафные батальоны на Восточный фронт. Но начальник VI управления разведки Германии Вальтер Шелленберг признавался позднее, что полностью подавить работу «Красной капеллы» фашистам так и не удалось.

Подведу итог.

Основная ответственность за срывы и недостатки в работе разведорганов накануне Великой Отечественной войны лежит на высшем партийно-государственном руководстве страны.

Именно оно виновно в насаждении атмосферы страха и сопутствующего ему паралича профессиональной самостоятельности в госаппарате, и особенно - в органах государственной безопасности. Оно виновно в необоснованной политике репрессий, унесшей наиболее квалифицированные кадры. Оно виновно в том, что не сумело правильно и внятно поставить цели для работы разведорганов на новом этапе мирового развития. Пагубную роль сыграл волюнтаризм И. Сталина, который до конца верил только в тот вариант развития обстановки, которого бы ему хотелось, отбрасывая все иные альтернативы.

Прошло время. В 1943 году полностью обозначился исход Великой Отечественной войны и встала перспектива превращения СССР в великую державу с многовекторными геополитическими интересами. Тогда и было, наконец, принято решение о создании в структуре внешней разведки самостоятельного отдела по обработке и анализу информации, который был призван формировать позицию разведки по всем основным внешнеполитическим вопросам. Наступила новая пора, когда перестали безоглядно верить или напрочь отвергать отдельные сообщения источников. Всякая разовая информация подвергалась всесторонней проверке, сопоставлялась с другими имеющимися данными, взвешивалась на весах политического анализа. Брак в работе разведки резко сократился, а ее авторитет пошел в гору.

В 1973 году автору, тогда 45-летнему подполковнику, но имевшему в послужном списке почти 15 лет работы за рубежом и научную степень доктора исторических наук, было поручено возглавить информационно-аналитическое управление внешней разведки СССР. Помнится, в своем напутствии Ю.В. Андропов сказал: «Запомните, что если вы будете поддакивать мне, то вы мне не нужны. Ваша задача - давать независимую, основанную только на достоверной информации оценку обстановки в мире, а также ваши мнения о наиболее целесообразных шагах с нашей стороны». Лучшего пожелания быть и не могло.

С горечью вспоминаю сам и нередко слышу упреки со стороны оппонентов, укоряющих нас в том, что мы «сели в лужу» при оценке последствий ввода наших войск в Афганистан.

Скажу: эта операция готовилась военно-политическим руководством СССР в таком глубоком секрете, что лично я, уже генерал-майор к тому времени, узнал о ней всего за четыре часа до начала высадки наших войск на кабульском аэродроме Баграм. Перед информационно-аналитическим управлением задача просчета рисков и перспектив этой операции не ставилась.

Обошлись без нас…

Специально для Столетия 

Статья опубликована в рамках социально-значимого проекта, осуществляемого на средства государственной поддержки, выделенные в качестве гранта в соответствии с распоряжением Президента Российской Федерации №11-рп от 17.01.2014 и на основании конкурса, проведенного Общероссийской общественной организацией Общество «Знание» России.