Снайпершу-«сучку» вычислили бойцы спецгруппы, действовавшие на территории Приднестровской Молдавской Республики абсолютно автономно – по заданию своего руководства. Выцепили, прочесывая одну из высоток на западной окраине Бендер, близ испепеленного пожаром пятиэтажного здания общежития мясокомбината.
Насколько вообще сложно вычислить, откуда работает вражеская «кукушка», известно. А уж взять снайпера, как говорится, с поличным – дело почти невозможное.
Диму Семенюка – старлея спецназа по кличке Бешеный попросту не подвела интуиция профессионального разведчика. В одной из квартир он сорвал со стены чудом уцелевший от лап мародеров расписной ковер. За ним неожиданно открылась горизонтальная ниша, видимо, оставшаяся от предусмотрительно вынутой трубы парового отопления, – тайник, в котором спокойненько, матово поблескивая затвором, лежала почти новенькая эсвэдэшка с прикрученной оптикой, рядом – запасной магазин и початая цинковая коробка с патронами.
– Н-надо найти эту суку… Все обыскать! – негромко и слегка заикаясь (не излеченное последствие полученной еще в Афгане контузии), скомандовал Димон топтавшимся в квартире бойцам спецгруппы.
В отличие от всех прочих категорий военнопленных, даже извергов-полицаев из ОПОНа Молдовы, с румынскими снайперами, фактически – наемными убийцами, никто в ПМР особенно не церемонился и «антимоний не разводил». Разговор с ними бывал недолгий. После непродолжительного допроса, фотографирования и даже видеосъемки их обычно тут же, стукнув пару раз головой о стену, расстреливали.
– Вот она, падла! – радостно вскрикнул один из спецназовцев, распахивая дверцу скрытой в стене прихожей кладовки. – Баба!
Вытолкнутая из своего убежища на середину бывшей гостиной девица с давно немытыми рыжими крашеными волосами до плеч вдруг сразу и с нарочитой безвольностью обмякла в руках схвативших ее спецназовцев. Переводя наполненные затаенным, но плохо скрываемым страхом водянисто-голубые глаза с припухшими веками с одного бойца на другого и слегка щурясь от яркого дневного света, пленная в неестественной позе, будто в ожидании чего-то, замерла, скрючившись на полу.
– С-сучка! – удовлетворенно припечатал женщину смачным ругательством стоявший над ней в наполеоновской позе победителя Дмитрий,
– А может, командир, это и не она вовсе? Слышь, ты, дура! – ткнул сапогом задержанную боец, державший в руках РПК.
– Да она! – протянул, хватая снайпершу за кисти рук и выворачивая их ладонями кверху, здоровенный детина с габаритами несгораемого шкафа. Ты посмотри ей на ладошки, на пальчики погляди… У, сучка, чего зенки вылупила…
На сгибе фаланги указательного пальца правой руки у девушки действительно имелось характерное затвердение. А обе ладони, как и рукава зеленого джемпера с черным узором, хранили следы закопчения от вырывавшихся из патронника при экстракции отстрелянной гильзы пороховых газов и едкий щелочной запах ружейного масла. Правда, именно запах спецназовцы как раз и не чуяли, поскольку сами были насквозь пропитаны целым букетом тех въедливых «ароматов», которые постоянно присутствуют на передовой: пота, гари и, Бог еще знает, какой гадости.
– Т-ты на это, бля, посмотри! – Бешеный двумя пальцами сдернул ворот кофточки с правого плеча девушки. На белом теле выше подмышки рядом с бретелькой бюстгальтера отчетливо запечатлелся желтоватого оттенка синяк – типичный след отдачи винтовочного приклада. – Во, коза!
Пленную встряхнуло сразу несколько пар протянувшихся к ней крепких жилистых рук, после чего девицу поставили в вертикальное положение, а Бешеный, рывком сведя ей за спиной локти, в одно мгновение стянул их на сгибах шелковым шнурочком.
Снайпершу, то и дело норовившую повалиться на колени, волоком доставили в районную комендатуру батальона Республиканской Гвардии Приднестровья, находившуюся в одноэтажном конторском здании напротив бывшего штаба бендерского ОСТК – Объединенного Совета трудовых коллективов. Пленную с рук на руки передали командиру роты республиканских гвардейцев.
– П-пиши, бля, расписку, – вполне серьезно потребовал от офицера Бешеный. – А вот винторез ее м-мы вам хрен отдадим. Самим пригодится. Боевой трофей, на фиг. ПБС приладим – шмалять с-супостатов будем!
– Ну да, а вещественные доказательства я потом где возьму для суда?! – полушутя вскинулся командир.
– К-какие еще доказательства? Какого суда? Ты че, капитан? Да ты этой сучке под кофточку загляни – у нее ж на плече во-о-т такой синячина от винтаря! Мы б ее вам вообще не отдали, если б возиться было не западло. Так что скажите спасибо.
– Добрейшей вы, батенька, души человек… – снизу вверх посмотрел на спецназовца капитан и, пожимая плечами, добавил: – Могли б, собственно, и не стараться. Тут же на днях очередной циркуляр прислали: сдавать пленных, в том числе снайперов и иностранных наемников, Службе безопасности или самому коменданту Тираспольского гарнизона. Уголовное дело на них заводить будут – и судить. «Требование мирового сообщества», «Эмнисти интернэшнл», СБСЕ и все такое прочее. Козлы, бля, драные. Но у нас-то на фронте пока что свои законы действуют… А документов у нее при себе не было?
– Не было, – коротко ответил, сплевывая сквозь зубы, Бешеный.
– Ладно, мужики, в самом деле спасибо… Хотя бы за то, что она уж никого на свете больше застрелить не сможет. Сейчас мы ее, змеюку, сами на ремешки пластать будем. Как они там с нашими хлопцами делают… Давай, коза, шевели копытами, – слегка подпихнул пленную ладонью между вздрогнувших лопаток командир гвардии.
Снайпершу завели в полупустое помещение комендатуры и, развязав руки, усадили на табурет посреди комнаты. Напротив за столом разместился сам командир, выложив перед собой извлеченный из потертой поясной кобуры ТТ. В комнату следом вошли еще несколько человек, в основном командиры взводов гвардии и ополчения. Дорогу остальным любопытствующим преградил усатый «гусар» в черном берете. Бешеный сразу узнал в парне одного из бойцов батальона «Днестр» МВД Приднестровья – бывшего сотрудника легендарного Рижского ОМОНа, знакомого Дмитрию еще по событиям 1991 года в Прибалтике.
Из верхнего ящика стола командир извлек чистый листок бумаги, а из кармана камуфляжной куртки – шариковую ручку.
– Ну, что, гражданочка, или домна, как там тебя, начнем по порядку? Имя, фамилия, отчество? – даже не глядя на сидящую перед ним с поникшим видом пленную, повел допрос капитан.
Арестованная встряхнула спутанными волосами, передернула затекшими плечами, но ничего не ответила.
– Думнявоастрэ ворбиць русеште? – уже пристально взглянув на женщину, спросил офицер по-молдавски. – Вы говорите по-русски?
Допрашиваемая как-то неопределенно мотнула головой и наконец выдавила из себя, как всем показалось, нечто нечленораздельное:
– Эс нерунааю криевески… Присутствующие, стоявшие вдоль стен затаив дыхание, завздыхали и зашевелились. Больше других насторожился присевший на корточки у входа в комнату черноберетник. Рывком он поднялся на ноги и в упор уставился на пленную снайпершу.
– Не твоя, часом, знакомая? – откинулся на спинку стула командир. – В Риге, может, встречались? Поговори-ка с ней ты, Сашко, может у тебя лучше получится!
Парень продолжал внимательно разглядывать заметно напрягшуюся под пронзительным взглядом омоновца женщину.
– Она звездит, что не разговаривает по-русски, – пояснил боец, не отрывая глаз от лица допрашиваемой.
– Бусеме рунаят криевески? – четко выговаривая слова, по-латышски переспросил «рижанин». Не столько для того, чтобы услышать ответ, сколько давая пленной понять бесперспективность ее попыток «сыграть под дурочку» с незнанием русского языка. – Будем говорить по-русски?
Плечи девушки при звуках знакомой речи вздрогнули, и она подняла на Сашка холодно-водянистые, наполнившиеся вдруг каким-то странным, леденящим блеском глаза.
– Юс ари диваят Латвия? – тихо ответила она вопросом на вопрос.
– Спрашивает, из Латвии ли я, – пояснил боец окружающим. И добавил по-русски:
– Из Латвии я, из Латвии… Из другой только. Разная у нас с тобой Родина, понимаешь меня, айта, овца драная?! – и продолжил уже более спокойно, но жестко:
– Тачу криеве земе… Кошеит юс дарет?.. Здесь русская земля… Что ты тут делаешь?
– Атвайноаяс… Луудзу… – запинаясь, стала пытаться продолжать выкручиваться пленница.
– Не звезди! – коротко оборвал ее Александр. – Гляди-ка, только что людей валила из винтаря, а как саму за задницу взяли, так уже и глазки чуть ли не на мокром месте – прошения у нас просит! У тебя ж, сучка, руки в крови по локоть! Все, пытай ее сам, командир, а то не выдержу, задавлю эту падлу на месте своими руками.
– Ладно… Я буду говорить… – медленно, с характерным акцентом выговорила снайперша, видимо, сообразив, что упираться дальше все равно не имеет смысла.
– Странно, чего это ты вообще перед нами до сих пор дурочку валяла… Или в школе вас русскому не учили, или нас ты совсем за дремучих идиотов считаешь. Мы ведь с тобой, девонька, еще недавно в одной стране жили. Коротка же у вас память оказалась! Всего ничего при сраной своей независимости живете, а уж и язык русский забыть начисто успели, и носы вон как кверху позадирали… – только развел руками капитан гвардии.
В числе прочего допрошенная сообщила, что на стороне Молдовы она воюет, как и многие из ее земляков, не только за «зеленые», но и по «идейным соображениям» – против русских и интересов России в Молдавии. Среди наемников из стран Балтии – в основном женщины. Их отдельное диверсионное спецподразделение стало известно под названием «Белые колготки», потому что в нем состоят главным образом спортсменки, в том числе члены бывшей сборной Прибалтики по биатлону. В отряде человек пятьдесят. Но есть, однако, девушки и из других мест и разных национальностей: и русские из Москвы, и приехавшие из Чехии, Словакии, Венгрии… Платят им всем хорошо. В свободно конвертируемой валюте, обычно – в долларах США, реже – в немецких марках. Не в ходу румынские леи и, разумеется, рубли. Снайперы «работают» по всему, что движется. Оплата – за голову. Иногда на одном удачном выстреле можно заработать сразу от 400 до 700 и даже 1000 баксов. Это если повезет убить казака или офицера. За результатами их работы внимательно наблюдают корректировщики – инструкторы из румынского спецназа и «Секуритатс» – службы национальной безопасности Молдовы, которые ведут учет всех «квалифицированных» попаданий. Но промаха почти никогда не бывает, все девушки – профессионалки высокого класса, мастера спорта.
Дома, в предместье Риги, у Илзы – так звали пленную – трехкомнатная квартира, где она живет с мамой и двумя маленькими детьми. Денег хотела накопить, чтобы уехать в США, а может, Германию или Голландию, где у нее по линии дяди живут родственники, покинувшие Латвию еще в годы Второй Мировой войны вместе с отступающими частями вермахта и айзсаргов. По условиям контракта, если она погибнет, семья получит кругленькую сумму в качестве компенсации. Но сама Илза еще никого не убивала, только успела оборудовать огневую позицию, как ее схватили «русские мальчики». О том, что она попала в плен, наблюдатели, конечно, уже доложили соответствующему начальству и ее, скорее всего, предложат обменять на кого-то из пленных «сепаратистов» – защитников Приднестровья…
– Ладно, хорош городить чушь, – махнул рукой командир и задумчиво посмотрел на продолжавшую что-то торопливо говорить снайпершу. – Компенсацию, стало быть, получат? И почему я тебе, милая, не верю, что ручки, мол, у тебя чистые? Выходит, мне теперь отпустить тебя требуется? Или этим вашим «обшечеловекам» передать – на блюдечке с голубой каемочкой… Нате вам, господа хорошие, вашего доброго снайпера!
А кто, скажи-ка ты мне, голубушка, хоть копеечку заплатит матери-старушке того ярославского хлопчика, которого нынче на рассвете прямо на посту пуля в висок достала? И не ты ли, душа моя, с ним так ласково побеседовала? Кто детишкам донских казачков поможет, которых вот на этой улочке с подбитых и обгоревших бэтээров стаскивали? Не трупы даже – так, куски мяса рваные… Запад, бля, твой цивилизованный помогать будет? А ведь нам из своей страны уезжать некуда. Не ждут нас в америках да голландиях. Наши-то деды и прадеды в холуях у фашистов не хаживали.
Не мигая, сощурив глаза, пленная уставилась куда-то в одну точку перед собой… В помещении комендатуры повисла зловещая тишина.
Недели через две возле штаба вновь появился Бешеный – без обычного на сей раз сопровождения других бойцов спецгруппы.
У входа в здание старлей остановился и с любопытством стал вчитываться в текст листовки, наклеенной на стену. На небольшого формата бумаге не очень четко пропечатался фотопортрет молодой женщины лет 25 с явно нерусским именем под снимком.
Димон, сдвинув выцветшие на солнце брови к переносице, внимательно вглядывался в лицо на фотографии, беззвучно при этом шевеля губами, словно читая по слогам: «Задержана с поличным… оборудованная огневая позиция… сборная Прибалтики по биатлону… от 400 до 1000 долларов за голову…». Черные крупные буквы внизу сурово гласили: «ПРЕДАНА ВОЕННО-ПОЛЕВОМУ СУДУ»…
* * *
Снайперши-биатлонистки стреляли в нас не только в Приднестровье, где мы впервые узнали о спецподразделении «Белые колготки», но и в Абхазии, где они воевали в легионах «Мхедриони», видели их потом в Боснии – в составе мусульмано-хорватских карательных подразделений «Борцев Армии БиХ», а потом, говорят, – и в Косово среди наемников албанской «УЧК». Они играючи били из своих эсвэдэшек русских мальчишек на улицах Грозного, Шали, Аргуна и Гудермеса во время первой, проигранной нами кампании с Джохаром Дудаевым, имя которого, кстати, носят площадь и школа в столице Латвии Риге… Рассказывают, что ребята из состава одной прославленной спецгруппы ФСБ объявили настоящую охоту на «белоколготочниц», ведя против них войну на уничтожение. И почти всех перебили.
Но вот история о снайперше-«сучке», свидетелем которой волею судьбы оказался я сам, останется для меня единственно правдивой навсегда.
Вступайте в нашу группу
«Отвага 2004»
