В этом бою морские пехотинцы понесли самые крупные потери за всю вторую чеченскую кампанию. А произошло это в 1999 году, за день до новогодней ночи…
– У, вкуснятина-а! Кто готовил? – после бессонной ночи в промерзлом «секрете» горячая гречневая каша с жирной свиной тушенкой пришлась особенно по вкусу только что сменившемуся дозору. – Слышь, мужики? Спрашиваю, кто гречку готовил? – не унимался гранатометчик Эдуард Осипов.
– Угомонись, жуй чаще. Ушел шеф-повар в дозор, тебе на смену… Ты еще не знаешь, что он на праздничный ужин задумал приготовить… – заинтриговал знатока армейской кухни «ординарец» ротного сержант Владимир Таташвили.
– Блин! Завтра же Новый год! – зашумел Осипов. – Сейчас бы домой. Мысли сержанта Федора Шипилова и старшего матроса Дмитрия Щегурова, заступивших в боевое охранение, тоже крутились вокруг приближающегося праздника. Лишь плотный туман, взявший за горло занятую накануне высоту, держал в напряжении и мешал начать разговор. Напрягал, дергал – того и гляди вынырнет из непроглядной пелены какая-нибудь сволочь.
– Знаешь, Дим, на гражданке Новый год я любил встречать так… – первым не выдержал Шипилов и вдруг осекся: – Опа-на – «чехи»… Я чё, сплю? – оторопел он неожиданности.
– Уже проснулся, – успел сострить Щегуров и открыл огонь из РПК по крадущимся бандитам. – С наступающим, снегурочки хреновы…
В ответ морпеховский окоп обожгло пламя из огнемета. Полетели гранаты. Осколок ударил в затвор пулемета, оборвав РПК на полуслове.
Воспользовавшись заминкой, впоследствии ставшей для взвода 2-й десантно-штурмовой роты ДШБ морской пехоты Северного флота роковой, боевики алчно устремились на штурм высоты…
Приказ занять в районе Харачоя безымянную высоту «1406» взвод лейтенанта Юрия Курягина получил утром 30 декабря. Для усиления взводу придали авианаводчика старшего лейтенанта Семена Соболя и черноморскую разведгруппу старшего лейтенанта Игоря Шарашкина, который и повел североморцев на штурм господствующей, важной в стратегическом плане вершины.
– Не дрейфь, пехота, – подбадривали собратьев по оружию разведчики. – Вместе мы эту горку враз оседлаем…
Южане оказались правы. Уже к середине дня три десятка раскрасневшихся от трудного подъема морпехов были выше уровня моря ровно на 1406 метров. Абсолютно голая макушка горы, подпоясанная снизу бахромой густых зарослей и тяжелыми облаками, чем-то напоминала гигантскую черепаху.
Начали окапываться. Каменистый грунт упрямо противился саперным лопаткам. Из-за этого еще несколько часов пыхтели, сооружая «секреты». Затем выставили дозорных и принялись ставить палатку. Выбирать место долго не пришлось. В самом центре каменистого, не больше 50 метров в диаметре панциря оказалась заброшенная, Г-образная земляночка. Поверх нее и решили поставить походное общежитие.
Только подняли палатку, с соседнего полуторатысячника ударил пулемет. Тут же ответили огнем и североморцы. Но из-за разности и дальности высот даже снайперская винтовка не доставала до вражеского пулеметчика, который, почувствовав безнаказанность, щедро поливал «черепаху» свинцом. Одна из пуль нашла-таки цель: уже на излете впилась в бедро лейтенанту Курягину. «Ладно, неугомонный», – морпехи связались со своей минометной батареей. Взводному еще не закончили делать перевязку, когда вражеская позиция содрогнулась под разрывами мин. Больше пулемет не стрелял…
Известие о ранении Курягина пришло в базовый лагерь ДШБ быстро. Как сообщил радист второго взвода, его командир отделался легким ранением. Но командир роты капитан Милашевич решил переговорить со своим взводным лично:
– Как обстановка? Как себя чувствуешь?
– Все в норме. Высота под контролем. Ранение легкое. Пуля навылет прошла. Так, царапина… – доложил лейтенант.
Но ротный не унимался:
– Ладно, не хорохорься…
Юрий Курягин пришел во 2-ю роту недавно. Но его принципы в организации службы были хорошо известны ротному. В них Милашевич с удовольствием узнавал знакомую школу родного Санкт-Петербургского ВОКУ. Сам ротный закончил его пятью годами раньше Юрия и хорошо знал – питерский выпускник жаловаться не приучен. «Значит, не исключено, что рана не пустяшная… Надо бы глянуть самому», – заключил про себя ротный и сообщил в эфир:
– Иду наверх. Встречайте. Посмотрим на твою царапину.
Лейтенант Курягин, успевший до учебы в Питере окончить Екатеринбургское суворовское училище, на самом деле никогда не жаловался на трудности, старался делать свою работу сам. Как верно подметил принимавший лейтенантов образца-99 начальник штаба батальона подполковник Эдуард Родин: «Курягин не очень разговорчивый, зато деловитый. Наш парень…».
«Что ни говори, повезло мне с Курягиным, – размышлял про себя капитан Милашевич, поднимаясь по крутому склону горной вершины. – Хорошая смена пришла».
В 1995-м Алексей так же, как и Курягин, начал офицерскую службу на войне. В этих чеченских горах. Здесь же впервые столкнулся со зверствами боевиков, с боями прошел по хребту Анди, досрочно стал старлеем и получил свой первый орден Мужества. Еще тогда, когда заключили бутафорное перемирие, понял: сюда еще придется вернуться. Печальное предвидение сбылось.
– Ладно, не расслабляться, – подбодрил себя вслух Милашевич. Сопровождавшие командира матросы управления роты сержанты Владимир Таташвили и Алексей Коржов приняли эту команду на свой счет и прибавили шагу.
… Ротного лейтенант Курягин встретил сам. Прихрамывая, вышел навстречу и, стараясь говорить погромче, доложил обо всем, что произошло во взводе за последние несколько часов. Вместе прошли в палатку. Капитан вновь предложил наведаться в походный лазарет.
– Товарищ капитан, какой лазарет? – сопротивлялся лейтенант. – Меня ж ребята засмеют: мол, «чехи» в жопу ранили (пуля вышла под самой ягодицей), на том наш взводный и отвоевался. Не пойду.
– Ладно, вояка, ложись, отдохни. Я остаюсь до утра, там посмотрим, что с тобой делать, – заключил командир.
Новость о возможном расставании со взводным пришлась не по душе собравшимся в палатке. Это ротный понял по тому, как внимательно вслушивались матросы в разговор командиров, но убедившись, что ротного вряд ли переубедишь, вмиг притихли.
– А ведь, уважают тебя, Юрец, – в очередной раз обрадовался сплоченности своих подчиненных ротный.
Дабы разрядить обстановку, капитан сообщил ребятам, что перед самым подъемом на гору проводили в отпуск группу офицеров и очередную партию дембелей. Все они передавали им привет и обещали писать. А еще, как рассказывал ротный, на днях в батальон пришло письмо от командира отделения ПТУР младшего сержанта Толика Угнича, которого ранило под Гудермесом. Оказывается, спасли Толику ногу, не отняли в полевом лазарете. Теперь он уже дома, в Мурманске. Залечивает в гарнизонном госпитале раздробленную бандитской пулей кость. Приятное известие заметно приободрило ребят.
Остаток дня прошел спокойно. Ближе к вечеру народ стал снова подтягиваться к палатке, где начинал стряпню очередной дежурный по кухне и вовсю травили фронтовые истории славные представители двух флотов.
– Ребята, а что за история с этим… Угничем вашим случилась? – поинтересовался разведчик у североморцев, и те начали очередной рассказ.
Черноморцы узнали, как под Гудермесом засевшие в зарослях камыша боевики подбили из гранатомета командирский БТР. Морпехи инстинктивно скатились вниз и укрылись за броней. Начали отстреливаться.
– И тут наш ротный заметил, что радист Сазанов пропал. Поднимает голову, так и есть – тот еще на бэтээре, – рассказывал матрос Эдик Осипов свою часть. – А пули так и цокают по броне. Милашевич к нему. Только поздно: тот уже мертвый. Пуля голову насквозь прошила…
Даже мертвого подчиненного капитан не оставил под огнем боевиков. Рискуя попасть под пули, Милашевич встал из-за брони, быстро открыл крышку люка БТР и втолкнул туда погибшего радиста.
– Только наш капитан спрыгнул назад – благим матом заорал Угнич, – перехватил эстафету рассказчика младший сержант Витя Паршиков. – Ротный к нему. Дело плохо. Нога ниже колена – багряное месиво. Сам Толик орет в истерике: «Не хочу жить уродом, дайте доползти до «чехов». Подорву их и себя…».
– И что дальше? – подогнал смачно затянувшегося сигаретой рассказчика черноморец.
– Ротный перевязку ему сделал, обезболивающее вколол и на себе к медикам дотащил.
– Да, подфартило вам с командирами, пехота…
…Без особых происшествий прошла ночь.
Спозаранку 31-го младший сержант Таташвили, признанный и матросами, и офицерами как нештатный начальник штаба роты (ротная документация полностью на нем была, а в Чечне он вел боевую документацию, наносил на карты тактическую обстановку, отрабатывал боевые распоряжения и имел беспрепятственный доступ на командно-наблюдательный пункт батальона), принялся приводить в чувство матросов, сладко позевывавших у входа в палатку:
– Значит, так: умыться, побриться, привести в порядок форму и потом завтракать. Вопросы?
– «Умыться», «побриться» – это только ты у нас, Татик, можешь за две минуты целую цирюльню в горах развернуть, – недовольно ворчали матросы: Таташвили всегда отличался исключительной опрятностью и требовал этого от других. Даже в горах, где с бытом, мягко говоря, было не очень. И этим качеством он еще больше соответствовал должности ротного начштаба.
Чуть позже восьми с постов вернулась очередная смена. Сели завтракать. Осип не переставал хвалить повара, а потом вспомнил о приближающемся празднике: «Сейчас бы домой, за новогодний стол…». Только душу растравил.
…Грохот пулеметной очереди, донесшийся со стороны восточного «секрета», заставил Эдика Осипова прерваться. Как выяснится позже, на позиции морпехов рвалось больше сотни боевиков. В этот день на стороне последних были непроглядный туман, низкие облака и внезапность.
– Сержант, доложи нашим о нападении, – приказал капитан Алексей Милашевич радисту Дмитрию Зырянову и бросился навстречу «чехам». Мощными очередями скосил первых бандитов, которые ворвались на вершину. Сколько же вас, гадов…
Слева ударил огнеметчик. В мгновение бушлат командира превратился в пепел. Огонь начал жадно есть глаза. Капитан с трудом устоял и продолжал стрелять по врагу. Это хорошо видели матрос Саша Лысов и сержант Артем Шатило, спешившие на помощь своему ротному. А потом капитан упал…
И все превратилось в кошмар, больше напоминавший ад. Бородатые черти били из «Мух», «Шмелей», мощных вертолетных НУРСов, переделанных под ручные гранатометы. Забрасывали гранатами. Это пекло растерзало старшего стрелка матроса Дениса Мацева, старшего оператора матроса Сергея Пахомова, снайпера матроса Дениса Попова, гранатометчика младшего сержанта Марселя Батыргареева, сапера Евгения Бикова.
Очередным разрывом тяжело контузило Эдика Осипова. Автоматная очередь прошила тело командира разведчиков старшего лейтенанта Игоря Шарашкина. Он сумел доползти до окопа. Но спустя секунду вражеский гранатометчик и там настиг офицера.
Раненый лейтенант Курягин распределил оставшихся людей на позиции, а сам выдвинулся вперед. Огнем из автомата и подствольного гранатомета уничтожил пулеметный расчет и гранатометчика бандитов, заставив противника отступить.
– Товарищ лейтенант, я сейчас… – Возникшей паузой решил воспользовался сержант Алексей Коржов и бросился к ротному. Вцепился в обгоревшее до неузнаваемости тело, дотащил до палатки и попытался сбить пламя: – Суки, что же вы наделали!
Матросы Саша Лысов и Саша Гончаров принесли раненого Витьку Паршикова. Пули пробила колено. «Как же больно», – стонал Виктор. Рядом отстреливался лейтенант Семен Соболь. Прицельным огнем сдерживал прорвавшихся по другому склону боевиков. Но вскоре затих и его автомат…
Пуля снайпера нашла и Курягина. Перед глазами все поплыло. Падая, он успел бросить гранату.
Место взводного занял Таташвили. Под его руководством «черные береты» отбили еще одну атаку.
– За ротного! А тебе за взводного… – отбивался or очередного натиска противника Татик. Он не обращал внимания на полученное ранение. Бил. Бил. Бил. Только когда его достало пламя из огнемета, раскаленный «Калашников» сам вывалился из рук. Лицо, живот пронзила нестерпимая боль, и небо исчезло в огне. «Я горю, – мелькнула страшная мысль, – горю…».
Из этого боя выйдут живыми матросы Сергей Михайлов, Александр Вершинин, Владимир Шабалин, Сергей Посыпай, Александр Лысов, сержанты Артем Шатило, Федор Шипилов и матрос Александр Гончаров. Трое последних вынесут на себе раненых Витю Паршикова и пулеметчика Диму Щегурова, который через три часа умрет от полученных ран. Все они пробьются в стремительной контратаке к спасительным зарослям. Заброшенная земляночка спасет жизнь Мише Урасу, Коле Андрееву, Диме Зырянову. Выживет и контуженный Эдик Осипов.
Своей жизнью они обязаны геройски погибшим товарищам и командирам.
Благодаря смелым, решительным действиям, проявленным при этом мужестве и героизме капитана Милошевича, лейтенанта Курягина, сержанта Таташвили, стратегически важная высота осталась под контролем десантно-штурмового батальона морской пехоты. Лейтенанту Юрию Курягину и сержанту Владимиру Таташвили за бой под Харачоем присвоят звание Героя России посмертно. Капитан Алексей Милашевич и еще 10 человек посмертно награждены орденом Мужества.
В память о подвиге морских пехотинцев Северного и Черноморского флотов на высоте «1406» установлен обелиск.
Вступайте в нашу группу
«Отвага 2004»
