Мы приехали в Сирию в декабре 2012-го года, когда уже все СМИ пророчили, что все уже кончено и Дамаск вот-вот падет. Все журналисты оттуда бежали, а мы, наоборот, туда только приехали. Мы начали показывать, что там происходит, и в процессе съемок сдружились с офицерами. Потом эта дружба решала много больше, чем деньги.
…Многие СМИ пытаются решить проблемы доступа к передовой линии с помощью финансовых ресурсов и используют какие-то связи. Но все спотыкаются, потому что: во-первых, в Сирии очень хорошо борются с коррупцией, во-вторых, на низовом уровне офицера очень трудно заставить взять с собой журналиста, если он этого не хочет. При мне приезжали несколько СМИ с очень крутыми «подвязками», и им мои друзья говорили: «там опасно – туда нельзя», и все – никто из них не брал с собой журналистов, потому их нельзя заставить это сделать. А меня брали, потому что уже была дружба.
…Что касается ополчения Донбасса, то здесь полный интернационал. К примеру, в подразделении Моторолы «Спарта» спокойно уживаются люди из Латинской Америки, мусульмане, христиане, евреи. Там все в дружеской атмосфере, и каких-то националистических настроений я не заметил.
Есть ли разница в специфике работы в зонах Сирийского и Донбасского конфликтов?
– Разница во всем. Это две абсолютно разные войны. На Донбассе растянутые пространства, активное применение артиллерии и противники практически не сближаются. Вот сейчас в «позиционке» идет сближение до 200-300 метров, но в основном между ними дистанция в километр-полтора.
А борьба за блок-посты, работа диверсионно-разведывательных групп (ДРГ)?
– В Сирии – летучие отряды, не ДРГ как таковые. Там местность и грунты позволяют не быть привязанным к дорогам, и на джипах можно ездить буквально везде. На Донбассе, если отъехал от дороги, машина встанет, а в Сирии пустынный ландшафт, по которому можно свободно передвигаться на автомобиле. Поэтому, там пешие ДРГ не так популярны, как здесь. Если там диверсионную группу заметят, то на джипах ее быстро догонят и «размолотят». Там диверсанты, в основном, работали по горам. Кроме того, в Сирии немного другая тактика применения танков. Там танки использовали не как машины штурмового прорыва, а как хирургический инструментарий, который выходит и просто разбивает хорошо укрепленные огневые точки, но на прорыв не идет, не отрывается от пехоты и не подставляется боками под расстрел из РПГ .
То есть, танк и пехота работают, как единый механизм?
– Да. Действия одного танка прикрывают немалое подразделение пехоты. Танк – это не «выкатило само, отработало и ушло» – в Сирии танк не может работать издалека. На Донбассе наоборот: в городах нет линии фронта, она более-менее вынесена за пределы населенных пунктов. В Сирии же основные бои идут в пределах городской агломерации.
В Сирии нет больших дистанций для боя, там триста метров считаются уже глубоким тылом, и танку там делать нечего. Как только он идет на сближение, то становится уязвимым для противотанковых орудий пехоты. По специально разработанной сирийскими военными тактике, танк должен быть постоянно прикрыт. Когда он идет в бой, то просто разбивает выявленные огневые точки и откатывается, в это время штурмовые группы пехоты вскрывают новую линию обороны и выявляют новые укрепленные огневые точки. Тогда снова подкатывает танк и разбивает их, затем отходит, и вперед снова идет штурмовая группа.
На Донбассе эту тактику негде применять – здесь, в основном, открытые пространства: танк выходит и с трех-четырех километров «накидывает», сам при этом находится в безопасности от ручных противотанковых средств и даже от ПТУРов. Правда, здесь и экипажи – и с той, и с другой стороны обучены хуже сирийских. Поэтому здесь часто совершают ошибки, когда танк, стоя на одном месте, просто расстреливает БК, совершенно естественно подставляясь под ПТУР. Но здесь, опять же, командиры молодцы – они учитывают специфику местности и, используя ее складки, прячут танки от управляемых ракет.
Чем отличаются военкорство на Донбассе и военкорство в Сирии?
– Как таковой разницы нет. Для меня разница лишь в том, что на Донбассе моя языковая среда, мой народ, я легко здесь ориентируюсь и могу без особого труда знакомиться с людьми. В Сирии с этим сложнее, потому что я не владею арабским языком, и там полностью другая ментальность. К тому же, для построения коммуникации там очень многое зависит от переводчика, так как арабский язык очень пластичен и в нем большую роль играет интонация. Там военкорам требуется охрана, потому что славян видят сразу. Ты можешь не боятся смерти, но безрассудно умирать глупо, потому что там легко могут похитить. Даже просто так выходить в город без охраны и беспечно прогуливаться – ошибочное решение. Здесь, на Донбассе, я могу, совершенно не выделяясь среди местных, ходить и даже гулять.
Иначе говоря, единственное различие ты видишь только в вопросах коммуникации?
– Да. В остальном все одинаково: получение аккредитации и договоренности с командирами.
Андрей Филатов– военкор сетевого агентства. После двухлетней работы в Сирии продолжил освещать события на Донбассе. Прославился своими видеороликами танковых боев, когда ставил камеры на танки и вместе с бойцами сирийско-арабской армии шел вперед, показывая истинное лицо войны.
Кирилл НЕСТЕРОВ
PS. Про Сирию.
Тезисно:
1. Местным пох.. на войну,- торгуют, чё то строят (быстро)
2. За 2 -а этапа (3+3 месяца) со 106-й один 200, был тяжелый не откачали... РПГ в Камаз
3. В основном 106-я стояла на Хмеймине
4. Воюют сейчас морпехи и РосЧВК
4.1 ну как воюют.. сначала РосЧВК потом МО дочищают
5. Наших ЧВКашек наша спецура не шибко жалует
6. Довольствие бойца ЧВК .. +/- 400К рублей в месяц.. более чем у равнозначного бойца в МО (вместе со всеми надбавками)
7. УАЗ Патриот(ы) те что там есть под спецурой МО и СБ
ну вот как то так..
впечатления бойца 106 бригады МТО..
смотался бы ещё туда.. но разноряда на бригаду нет. Дома курит.
источник