Павел Агафонович Голицын – один из наиболее заслуженных военных разведчиков нашего времени. Он воевал в составе партизанской бригады «Чекист» в годы Великой Отечественной войны, руководил разведкой 20-й армии в дни берлинского кризиса, учил кубинцев и эфиопов, был руководителем военной миссии в британской рейнской армии. В этом номере журнала мы публикуем воспоминания Павла Агафоновича о его участии в разгроме Квантунской армии на Дальнем Востоке в августе 1945 года.
В ПРИМОРСКОМ ОКРУГЕ
В ПРИМОРСКИЙ военный округ я прибыл в июле 1945 года. После короткой беседы в штабе меня назначили помощником начальника разведки 105-й стрелковой дивизии, штаб которой дислоцировался в Галенках. Командовал дивизией генерал-майор Себер. Дивизия имела старую организационную структуру, отличавшуюся от структур фронтовых дивизий (в боях против немцев на западе нашей страны она участия не принимала). Разведка была представлена дивизионной разведывательной ротой в составе трех взводов и подразделений обеспечения. В стрелковых и артиллерийском полках, в инженерно-саперном батальоне существовали свои разведподразделения. Все они были полностью укомплектованы офицерами, сержантами и рядовыми разведчиками и находились в боеготовом состоянии.
Моим непосредственным начальником был начальник разведки дивизии капитан Никитин Федор Егорович, все время служивший на Дальнем Востоке, хорошо знавший обстановку и особенности службы в этом отдаленном крае. Капитан Никитин не имел никакой разведывательной подготовки, но опыт службы в разведке, организации боевой подготовки разведывательных подразделений имел хороший. Читал все, что попадало в руки, касавшееся разведки.
Во время представления командиру дивизии генералу Соберу между нами состоялась довольно продолжительная беседа. Он живо интересовался, как велись боевые действия против немцев. Я извинился перед ним и доложил: «Я же воевал в партизанах и не знаю всей организации боя на фронте». Но он все равно выслушал меня о действиях партизан, о моей оценке немецких войск.
Все видели, что эшелоны с войсками идут с запада на восток, в том числе и в Приморье, понимали, что обстановка складывается предвоенная и что скоро что-то должно произойти – война против довольно крупной и сильной японской Квантунской армии, развернутой в Маньчжурии вдоль границ с Советским Союзом.
ЗАМЫСЕЛ КОМАНДОВАНИЯ
МЫ, ОФИЦЕРЫ-разведчики, постоянно проводили занятия с личным составом, рассказывали об организационной структуре, вооружении и тактике действий японских войск. Особое внимание уделяли изучению дунсинженьского и хуньчуньского укрепленных районов противника. Материалов для подготовки к занятиям в дивизии было достаточно. За долгие годы противостояния с Квантунской армией наша разведка добыла довольно полные разведывательные сведения о японских войсках в Маньчжурии.
К моменту проведения Маньчжурской операции нашим войскам противостояла сильная группировка японцев. Вдоль границы с СССР и Монгольской Народной Республикой они развернули 17 укрепленных районов общей протяженностью 1000 километров, в которых насчитывалось около 8 тысяч долговременных огневых сооружений. Квантунская армия насчитывала тридцать одну пехотную дивизию, девять пехотных бригад, одну бригаду спецназначения (состояла из смертников) и две танковые бригады. Общая численность противника составляла 1 миллион 320 тысяч человек, у него имелось 6260 орудий и минометов, 1155 танков, 1900 самолетов и 25 кораблей.
Замысел главного командования советских войск предусматривал разгром Квантунской армии путем одновременного нанесения двух основных (с территории Монголии и советского Приморья) и ряда вспомогательных ударов по сходящимся к центру Маньчжурии направлениям, с последующим расчленением и уничтожением вражеских сил.
Наша 105-я стрелковая дивизия в составе войск 1-го Дальневосточного фронта вводилась в прорыв на направлении Дунин-Ванцин, в левофланговой группировке войск фронта. Но об этом мы узнали только накануне начала войны, когда дивизия была поднята по тревоге и вышла к участку прорыва восточнее маньчжурского города Дунин.
НАЧАЛОСЬ
К ИСХОДУ дня 8 августа дивизия сосредоточилась в 15-18 км от Государственной границы восточнее Дунина. Боевые действия начались 9 августа с мощных ударов артиллерии и авиации по огневым точкам укрепленных районов и войскам японцев в глубине Маньчжурии. Мы слышали гром от разрывов снарядов. Во второй половине дня 9 августа наша дивизия была введена в прорыв, проделанный артиллерией, авиацией, передовыми отрядами прямо напротив Дунина. День был солнечным, видимость идеальная. Гряда высоких сопок, господствовавшая над нашей территорией, с оборудованными на ней дотами, дзотами, казематами горела. Чуть слышно где-то вдалеке раздавались пулеметные очереди. Все остальное было подавлено нашей артиллерией и авиацией. Колонны войск дивизии шли прямо через пограничный город Дунин. Население попряталось, редко где были видны китайцы, перебегавшие через дворы своих построек.
Мне было приказано возглавить разведывательный отряд дивизии в составе разведывательной, пулеметной рот и батареи самоходно-артиллерийских установок СУ-76 с задачей вести разведку в полосе движения дивизии в направлении Дунин–Ванцин, устанавливать силы, состав и принадлежность отступающих японских войск, рубежи оказываемого сопротивления и какими силами они заняты, направления отхода японцев. Двигаться надо было впереди дивизии на удалении 10-15 км от ее главных сил. Роты двигались на грузовых автомашинах. Батарея СУ-76 состояла из 4 самоходных 76-мм орудий. Связь с начальником разведки дивизии поддерживалась по радио и посыльными. Разведывательные взводы конной разведки вели разведку впереди и на флангах своих двигавшихся полков.
Начальник разведки дивизии капитан Никитин и переводчик японского языка Джума Атабаев постоянно находились в штабе дивизии.
По маршруту ведения разведки попадались только разрозненные, неуправляемые мелкие группы отходящих японцев, которые сразу же сдавались в плен. Мы приказывали бросать оружие и идти вдоль дороги навстречу дивизии, что они охотно делали, а в дивизии их собирали и направляли на сборные пункты военнопленных. В плен попадали в основном японцы из состава расчетов разгромленных укрепленных районов и подразделений боевого обеспечения. Это настораживало. Мы задавали себе вопрос: «А где же регулярные полевые войска Квантунской армии?» Беспокоило такое положение и командование дивизии. Мы двигались в какой-то пустоте, постоянно в напряжении, в ожидании фланговой контратаки или худшего – контрудара крупными силами.
Я во время привалов приезжал в штаб дивизии и докладывал полученные разведывательные данные начальнику разведки и командованию.
В один из дней я увидел обгонявшего нашу колонну на «додже» своего товарища по разведкурсам капитана Бакалдина, поприветствовал его, он остановился. Бакалдин служил в разведотделе штаба 17-го армейского корпуса. Он проинформировал меня о том, что главные силы японцев на нашем направлении следует ожидать на рубеже Муданьцзян–Ванцин. В последующем эти данные подтвердились.
ОГРЕХИ ПОДГОТОВКИ
МЫ ПРОДОЛЖАЛИ движение на Ванцин, количество отступавших японцев увеличивалось, но организованного сопротивления дивизия не встречала. Кое-где, особенно в ночное время, слышались отдельные выстрелы и пулеметные очереди.
В разведывательном отделении дивизии обнаружилось, что переводчик старший лейтенант Атабаев недостаточно хорошо знает японский язык, и нам с большим трудом удавалось допрашивать пленных японцев, которых становилось все больше. Дело в том, что Атабаев до назначения в дивизию закончил в Хабаровске краткосрочные курсы переводчиков японского языка. За короткий срок он, конечно, не мог хорошо освоить японский, поэтому у него возникали трудности с переводом. Атабаев набирался опыта на практике. Джума был добросовестным, очень порядочным человеком. Года через полтора я встретил его уже в роли переводчика, работавшего в лагере военнопленных японцев, и спросил, каких успехов он достиг в овладении языком. Джума, к тому времени уже имевший богатый опыт переводческой практики, ответил: «Вот бы теперь мне допросить тех пленных».
Другой проблемой было отсутствие точных крупномасштабных карт местности. Наши карты были составлены еще в 1905 году, в период Русско-японской войны! Перед Маньчжурской операцией их просто переиздали со старыми данными, без внесения каких-либо изменений. Особенно грешили неточностями данные по населенным пунктам, их названиям, дорожной сети. Поэтому в большинстве случаев мы ориентировались по различным предметам, рельефу местности. Вот где пригодился мой партизанский опыт по ориентированию на местности.
15 августа наш разведывательный отряд и дивизия вошли в город Ванцин, пройдя от границы более 150 километров.
Из информации штаба корпуса и от некоторых офицеров мы узнали, что японцы подготовили и провели контрудар в районе г. Муданьцзян, который пришелся по войскам 5-й армии, наступавшим справа от нас. Наши войска отразили этот удар японцев, но им пришлось вести ожесточенные бои.
Наша дивизия сосредоточилась в районе Ванцина, ее штаб разместился в самом городе, а мне с разведывательным отрядом, только уже без батареи СУ-76, было приказано выдвинуться в район, находящийся в 15 километрах южнее Ванцина, то есть развернуться на юг в сторону Кореи.
В задачу нашего отряда входило ведение разведки южнее Ванцина, выявление японских войск, при этом небольшие группы японцев мы были обязаны обезоруживать, захватывать в плен и направлять в Ванцин, а о крупных группировках немедленно докладывать в штаб дивизии.
Разведывательный отряд расположился в одной из китайских деревень, в живописной долине, по которой протекала быстрая горная река с водой кристальной чистоты. С командирами рот я провел рекогносцировку. Определили вероятные направления возможного нападения на наш отряд японцев со стороны гор и долины, наметили места для оборудования пулеметных площадок, позиций обороны подразделений на случай нападения японцев, места для секретов и постов охраны в ночное и дневное время. С высоты окрестных гор наша деревня просматривалась как на ладони — игрушечные китайские фанзы, огороды с аккуратно обработанными грядками, загоны для скота. Вдоль долины шла проселочная дорога, по которой могла проехать автомашина, а в южном направлении от нас просматривались уже не сопки, а горы.
Местное население наш приход приветствовало и стало оказывать нам всяческое содействие в обустройстве. Из Ванцина мы захватили с собой проводника по фамилии Цой, он поддерживал контакт с местными китайцами и информировал нас обо всем происходившем. в округе. Китайцы со страхом, но все же бежали к нам докладывать, если обнаруживали где-либо японцев или узнавали что-либо о них, таким образом, у нас появились добровольцы-разведчики из числа местных жителей.
За время длительной оккупации Маньчжурии японцы стали ненавистны китайцам. Они жестоко эксплуатировали китайцев, относились к ним как к людям второго сорта.
ЯПОНЦЫ СДАЮТСЯ?
ЕЖЕДНЕВНО мы направляли один-два, а иногда и три разведывательных дозора в составе 5-6 человек во главе с офицером в горы. Встретив японцев, наши дозоры указывали им, куда идти сдаваться в плен (в сторону деревни, где мы располагались). Японцы в большинстве случаев выполняли это требование. Перед деревней их встречали наши разведчики, указывали место для складирования оружия, при необходимости направляли на школьный двор. Собрав группу из 80-100 пленных японцев, мы направляли их в Ванцин под охраной двух-трех разведчиков.
Но часто встречались группы японцев, которые не хотели сдаваться в плен, пытались скрыться, а иногда и открывали огонь. Дня за 3-4 мы изучили окружающую местность и неплохо на ней ориентировались. Беспокоили нас ночи. Часто японцы натыкались на нашу охрану. С той и другой стороны открывалась стрельба, однако обычно «самураи» убегали, и на этом инциденты исчерпывались.
Однажды днем разведчики обнаружили движение большой группы кавалерии в направлении нашей деревни. Мы изготовились к бою, пулеметчики заняли свои позиции, но, встретив наше охранение, офицер-кавалерист помахал белым флажком и остановил своих конников. По нашей команде японцы спешились, положили оружие и сдались в плен. Это был неполный кавалерийский эскадрон — человек 60-70 во главе с майором. Эскадрон был построен на площадке около школы, и наши разведчики обыскали каждого из его состава. У двух японцев в карманах обнаружили по одной несданной гранате. Мы показали эти гранаты майору. Он поочередно подошел к каждому из них и несколько раз ударил по лицу. У того и другого брызнула кровь, но никто из них даже не посмел поднять руку и вытереть ее. Нас всех это поразило. Рукоприкладство в японской армии не возбранялось.
ПОЛК СМЕРТНИКОВ СПЕЦИАЛЬНОГО НАЗНАЧЕНИЯ
ИЗ ЯПОНСКОГО эскадрона мы оставили себе 20 лошадей с седлами и полной сбруей и содержали их в разведроте. Подвижность наших разведывательных дозоров увеличилась. Мы стали посылать группы в разведку на лошадях.
Майор-японец сообщил нам ценные данные. Он сказал, что в горах, примерно в 10-15 километрах от нас на юго-восток, находится полк десантников-смертников из группы специального назначения. Он случайно встретил одного из офицеров этого полка, который сообщил, что полк находится в полной боевой готовности и не собирается сдаваться. О японском полке специального назначения я лично доложил командованию дивизии и начальнику разведки капитану Никитину.
Нам было поручено найти японский полк и доложить о его местонахождении. Дозоры, отправленные в два предполагавшихся района расположения японского полка, вернулись ни с чем.
Однажды с командиром разведвзвода Федором Корниловым и тремя разведчиками я сам отправился на лошадях на поиск этого загадочного полка. Ехали между гор по узкой долине, тропинка петляла то по одному, то по другому берегу небольшой горной речушки. День выдался солнечный, теплый, настроение было хорошее, знали, что скоро и здесь, на Востоке, одержим победу. Вдруг на противоположной стороне речки мы заметили в кустах японских солдат. Я остановил коня, помахал носовым платком, и мы все вместе тронулись вброд к японцам, они наши сигналы видели. Только доехали до середины брода, как на другой стороне реки раздался взрыв. Мы соскочили с лошадей и бросились к японцам. Двое из них подняли руки вверх, а третий лежал раненый, весь в крови. Он подорвал себя гранатой и через минуту скончался. Хотел ли он бросить из укрытия эту гранату в нас, или хотел покончить с собой, не желая сдаваться, или же все произошло случайно, определить было трудно. Осколки просвистели над нашими головами, но, к счастью, никого из нас не задели, так как мы оказались значительно ниже места взрыва. Попытались допросить японских пленных с помощью жестов и набора нескольких известных нам слов, однако ничего от них не добились. Отобрали у них винтовки, дали в руки записку и направили в сторону нашей деревни.
Поехали дальше, но происшедшее нас насторожило, мы поняли, что нужно быть более осмотрительными. Долина сужалась, повернула на восток и стала напоминать ущелье. Вдруг с небольшой высоты, покрытой кустами, послышались окрик и звук лязгнувшего затвора, две японские винтовки с примкнутыми штыками смотрели в нашу сторону на уровне голов. Мы остановились, я достал носовой платок, помахал им, через некоторое время японец что-то крикнул, мы продолжали стоять. Тут из-за кустов выскочил третий японец, он дал нам понять, чтобы мы стояли на месте. Стоим, я по-прежнему держу в руке носовой платок. Минут через пять прибежал еще один офицер, жестами приказал нам спешиться. Мы подчинились, и японец подал команду, чтобы солдаты убрали направленные на нас винтовки, и пригласил сесть на траву. Мы с Федей потихоньку перекинулись парой слов о том, что, наверное, нашли то, что искали. Минут через 10 пришел офицер в чине майора и спросил нас на ломаном русском языке: «Что вы хотите?» Мы ему ответили, что являемся представителями командования Советской армии и прибыли к ним, чтобы уточнить, когда часть будет разоружаться и сдаваться в плен. Наверное, тональность нашего разговора не понравилась майору, он сильно помрачнел и пригласил нас к командиру. Мы с Федей пошли за ним, оставив около часовых трех разведчиков во главе с сержантом. Шли мы минут десять и вышли к месту, где ущелье расширялось и образовывало что-то вроде котлована в горах. По краям котлована на хорошо замаскированных естественных террасах были растянуты палатки, вокруг которых располагались солдаты. Увидев нас, солдаты вскакивали с мест и глядели на нас в каком-то замешательстве. Они отдавали честь майору, который за всю дорогу не промолвил больше ни слова. Я подумал, что мы с Федей попали как кур в ощип, угодив в самое пекло самураев. Обменялись с ним молча взглядами и поняли состояние друг друга. Вышли на небольшую лужайку, на которой была натянута большая конусообразная армейская палатка. Перед палаткой стоял часовой с винтовкой. Майор-японец вошел в палатку, а мы остановились снаружи. Чуть позже он пригласил нас войти. В дальней части палатки стояла лежанка, на которой сидел в военной форме подполковник-японец, командир части. Этот самурай в нашу сторону посмотрел только один раз, когда мы вошли, больше он ни разу не удостоил нас взглядом.
Последовал тот же вопрос, что задавал нам раньше майор: «Кто вы и чего хотите». Мы так же недипломатично ответили: «Прибыли к вам, чтобы узнать, когда часть будет разоружаться и когда сдастся в плен советским войскам».
Подполковник нам ответил, что он не имеет приказа от своего командования на этот счет. Разговор на этом закончился. Мы в сопровождении майора вышли из палатки, он себя вел уже спокойнее, проще, представился нам как начальник штаба этой части, пригласил пообедать. Мы с Федей были голодны и согласились, зашли к нему в палатку, и, пока нам несли какой-то обед, он рассказал, что знает о сдаче в плен японских частей, и добавил, что как только часть получит приказ, она также разоружится и сдастся в плен. Еда нам в горло не лезла, мы немного перекусили и пошли к своим разведчикам, которые оказались на месте. Попрощавшись с майором, мы поехали к себе в «столицу» – нашу базовую деревеньку.
СМЕРТНИКИ СДАЮТСЯ!
Я НЕМЕДЛЕННО выехал в штаб дивизии в Ванцин, где доложил командованию о выполнении задачи. Командир нас поблагодарил, остался доволен разведкой.
На другой день, это было 20 или 22 августа, к нам заехал подполковник из штаба японской армии в сопровождении другого японского офицера, и мы вновь поехали в найденный нами полк. С командиром полка я уже не встречался, с начальником штаба – майором и представителем армии – подполковником согласовали сроки сдачи этого полка и его разоружения.
Полк сдавался побатальонно в течение двух дней. Батальон японцев подходил к условленному месту с полным вооружением и снаряжением, мы ему показывали место для складирования оружия и имущества и отправляли на площадку к школе, а оттуда в Ванцин на сборный пункт военнопленных.
На другой день к установленному времени следующий батальон не появился. Мы заволновались. Видим: скачут два японских всадника. Они известили нас, что в 5 километрах от этого места командир полка сделал харакири (вспорол себе живот), поэтому подразделения прибудут на час позже установленного времени. Так и случилось. Остатки полка были разоружены, пленные направлены в Ванцин.
Поток пленных в нашу деревню увеличивался, мы действовали по-прежнему очень корректно, аккуратно переправляя их в Ванцин.
ВОСТОК СИЛУ УВАЖАЕТ
ГЛАВНОКОМАНДУЮЩИЙ советскими войсками на Дальнем Востоке маршал Василевский 17 августа 1945 года передал командующему войсками японской Квантунской армии следующую радиограмму:
«Штаб японской Квантунской армии обратился по радио к штабу советских войск на Дальнем Востоке с предложением прекратить военные действия, причем ничего не сказано о капитуляции японских вооруженных сил в Маньчжурии. В то же время японские войска перешли в наступление на ряде участков советско-японского фронта.
Предлагаю командующему войсками Квантунской армии с 12.00 20 августа прекратить всякие боевые действия против советских войск на всем фронте, сложить оружие и сдаться в плен.
Как только японские войска начнут сдавать оружие, советские войска прекратят боевые действия.
17 августа 1945 года, 6.00 (по дальневосточному времени)».
Приняв это предложение, японцы, по указанию своего командования, 19-20 августа прекратили вооруженное сопротивление. Поток японцев для сдачи в плен увеличился и к расположению нашего разведывательного отряда. Офицеры разведывательной и пулеметной рот поспешно принимали оружие, бегло, уже не обыскивая, а только осматривая сдавшихся в плен японцев, собирали их в колонны и под охраной двух-трех солдат направляли в Ванцин. Среди военнопленных иногда попадались женщины (врачи, сестры, жены офицеров).
Около нашей деревни росли горы оружия и разного военного имущества, о котором мы докладывали командованию дивизии. Потом это оружие и снаряжение было передано Народно-освободительной армии Китая.
В ХОДЕ пятнадцатидневных боев противник был полностью разбит, потеряв убитыми 83 тысячи человек, в плен сдались около 600 тысяч солдат и офицеров. 2 сентября 1945 года был подписан акт о безоговорочной капитуляции Японии.
Небольшой вклад в победу над японцами в Маньчжурии внесла и наша 105-я стрелковая дивизия, в том числе ее разведка.
Общая оценка Маньчжурской операции, ее результатов и значения дана нашими военными специалистами. Значение ее огромно, но мне бы хотелось с позиции офицера-разведчика тактического звена поделиться некоторыми своими наблюдениями о японской и немецкой армиях.
По сравнению с немецкой (гитлеровской) армией, японские войска, лучшая их часть – Квантунская армия – были значительно слабее вооружены и оснащены боевой техникой. И все-таки, имея многотысячную армию с самолетами, танками, артиллерией, укрепленными районами, начиненными большим количеством оружия, японцы не сумели ни на одном участке фронта остановить наши войска и организовать сопротивление. Моральный дух японской армии в связи с поражениями на фронтах быстро упал. Японский солдат того времени по своему внешнему виду, выучке и стойкости в бою также уступал немецкому. Суточный продовольственный рацион японского солдата был настолько скуден как по количеству, так и по качеству, что его явно не хватало для поддержания физических сил. Японские солдаты и офицеры, попадая в плен, в нарушение присяги давали на допросах полные данные о своей армии, ее вооружении, оснащении, дислокации или расположении воинских частей и подразделений. Жестокое обращение японцев с местным населением, культивировавшееся десятилетиями в оккупации, сыграло свою роль. Практически все китайцы стремились оказать содействие нашей армии в разгроме японцев и тем самым избавиться от ненавистного ига.
После подписания акта о капитуляции Японии в сентябре 1945 года начался вывод наших войск с территории Маньчжурии. Районы, занятые нашими войсками, стали заполняться частями Народно-освободительной армии Китая, но в ряде мест их занимали части Гоминьдана.
Наша дивизия переходила границу западнее Барабаша, в котором размещался штаб одного из укрепленных районов. Затем она расположилась в долине Лянчихе, с одноименной станцией в 25 километрах севернее Владивостока, где началась подготовка к параду.
В это время многим офицерам дивизии были вручены награды за успешные боевые действия в Маньчжурии. Я тоже был удостоен ордена Красной Звезды.
В октябре 1945 года в числе других войск наша 105-я стрелковая дивизия приняла участие в параде, проходившем во Владивостоке в ознаменование победы над Японией. Прохождение торжественным маршем перед тысячами горожан, высыпавших на улицы, здорово воодушевило нас, молодых офицеров. Парад лишний раз подчеркнул значимость и нашей военной службы, и нашей общей победы над империалистической Японией, много лет угрожавшей спокойствию всего Дальнего Востока.
Записал Сергей Козлов
