Противоракетная кооперация

По мнению автора статьи «Четвертый элемент» полковника в отставке Петра Черкашина, система ПРО США наряду с «традиционной» ядерной триадой американских наступательных СЯС будет использоваться исключительно для нанесения стратегических ударов по объектам противника. Об этом красноречиво говорит подзаголовок статьи «Назначение системы ПРО – превентивные удары по странам, которые не выполняют указания Вашингтона». Содержание публикации лишь подтверждает тезис, способный сформировать некий «фактор страха» в связи реализацией «противоракетных планов» американцев.

Тема создания глобальной системы ПРО США по-прежнему одна из обсуждаемых в зарубежных и отечественных СМИ, в экспертном сообществе. По проблематике высказывались журналисты и политики, эксперты и официальные представители военно-политического руководства разных стран, конечно, военные – российские, представители армии США и государств НАТО, в особенности имеющих средства перехвата баллистических ракет. Диапазон мнений об американской инфраструктуре ПРО весьма широк: от заявлений о полной бесполезности подобной системы до предсказаний о возможном обнулении потенциала СЯС России.



Материал Петра Черкашина, при всем уважении к автору, грешит некоторыми неточностями и иногда не соответствует фактам, оглашенным высокопоставленными американскими военными применительно к уже развернутой и ныне развертываемой системе перехвата баллистических и крылатых ракет. Это, к примеру, делается в ходе официальных слушаний, проводимых в конгрессе, в том числе состоявшихся в 2016 году.

Анализ информации, распространенной Управлением по ПРО Пентагона, показывает, что в каденцию Обамы ПРО США получила качественное и значительное развитие. Провозглашенный поэтапный адаптивный подход предусматривает дальнейшее внедрение и использование системы ПРО вплоть до 2022 года и далее.

Американские власти ежегодно выделяют на реализацию противоракетных программ не четыре, как утверждает Петр Черкашин, а в среднем семь-восемь миллиардов долларов. Например, запрос Пентагона для финансирования системы ПРО в первый срок пребывания Дональда Трампа на посту президента в 2017–2020-м, а именно на 2017 финансовый год определен в 7,5 миллиарда долларов, на 2018-й – 7,4 миллиарда, на 2019-й – 7,3 миллиарда и на 2020-й – 7,4 миллиарда долларов. Для сравнения: в период восьмилетки правления Барака Обамы расходы на эти цели составили в среднем 8,22 миллиарда долларов, в том числе максимально 9 миллиардов в 2009 финансовом году.

По замыслу разработчиков, ПРО США включает следующие компоненты: информационно-разведывательную, ударно-боевую, управляющую. В последующие годы такая структура останется неизменной. За последние 20–30 лет наибольшие изменения претерпели взгляды американского военно-политического руководства на облик ударно-боевых элементов системы, которая должна обеспечить непосредственное поражение «опасных» для них и их союзников баллистических ракет и боеголовок, причем на всех стадиях полета.

Сегодня разработчики американского «противоракетного щита» не видят в составе ударно-боевых противоракетных средств экзотических видов оружия, действующих на основе новых физических принципов. Пока нет фактов и о развертывании в космосе ударно-боевых средств ПРО, на которые ссылается Петр Черкашин («электромагнитные пушки, артиллерийские комплексы, лазеры, в том числе с ядерной накачкой»). Также до сих пор нет оснований опасаться космических «компактных ракетных баз, имеющих возможность поражения наземных объектов». Но в то же время активно создаются и совершенствуются «традиционные» средства поражения ПРО США на основе ракет-перехватчиков (противоракет) различных видов базирования.

Линейка противоракетных комплексов США включает стационарные тяжелые наземного базирования типа «ГБИ» стратегического назначения, размещенные на континентальной территории Соединенных Штатов; усовершенствованные «Стандарт-3» морского и наземного базирования; мобильные наземные противоракетные ПРО ТВД типа «TХААД», а также зенитные ракетные ПВО/ПРО «Патриот ПАК-3».

Эшелонированное прикрытие военных и гражданских объектов должно обеспечиваться за счет последовательного обстрела БР ударными противоракетными средствами. Дальность поражения комплексами «ГБИ» составляет несколько тысяч километров, противоракетами «Стандарт-3» и «ТХААД» – до нескольких сотен, а «ПАК-3» – до десятков километров.

Состав ударной компоненты достаточно внушителен и будет в дальнейшем расти. В шахтах на Аляске и в Калифорнии развернуто 30 противоракет «ГБИ». Противоракетами «Стандарт-3» к концу 2016 года оснащены 33 боевых корабля ВМС США. В мае 2016-го переведен на боевое дежурство наземный «Иджис Эшор» в Румынии. Комплексами ПРО ТВД типа «ТХААД» вооружены пять батарей. Количество «Патриот ПАК-3» достигло почти тысячи единиц.

Однако американское военное ведомство не считает такой состав системы ПРО достаточным и окончательным. В 2017 финансовом году арсенал противоракет типа «ГБИ» должен увеличиться до 44 единиц. Комплексами «ТХААД» предполагается вооружить шестую батарею. «Иджис Эшор» в Польше планируется ввести в эксплуатацию к концу 2018 года.

Все американские противоракеты должны поражать баллистические цели за счет ударно-кинетической энергии (в результате прямого попадания либо осколками), что подтверждается информацией о многочисленных испытаниях. Их с 2001 года в общей сложности проведено 91. Предоставленная Пентагоном статистика довольно оптимистична: успешными признано почти 80 процентов перехватов, а «ТХААД», активные испытания которого начались с 2006 года, демонстрирует почти стопроцентную эффективность поражения баллистических ракет.

Для всех американских ударно-боевых противоракетных средств предусмотрены различные программы их последующего функционального усовершенствования. Но Пентагон не ставит задачу оснащения ракет-перехватчиков ядерными боезарядами. Не планируется устанавливать в пусковые установки системы ПРО наземного и морского базирования «Першинги» (как об этом пишет Петр Черкашин), уничтоженные по Договору РСМД от 1987 года.

Тот факт, что из американских заявлений по ПРО исчезли упоминания об экзотических и практически нереализуемых противоракетных программах, только подчеркивает переход военно-политического руководства Америки от информационно-пропагандистских приемов по втягиванию России в качественно иную гонку вооружений, как, например, это было во времена разработки программы СОИ, к осуществлению реальных планов. Некоторые эксперты считают, что уже сегодня ПРО США способна нейтрализовать ограниченные ракетные угрозы со стороны Северной Кореи и Ирана, что противоречит утверждению Петра Черкашина о «бесполезности ПРО». Очевидно, что по мере совершенствования средств перехвата и наращивания их общего количества возможности ПРО США будут расти, что обернется возрастающей угрозой для СЯС России и тем более для СЯС КНР.

Так действительно ли создаваемая в США противоракетная система представляет угрозу для нас?

Достаточно убедительны доводы и говорящих о потенциальной опасности для России в связи с бесконтрольно развертываемой глобальной ПРО США, и считающих, что потенциал наших СЯС неспособна подорвать в обозримом будущем никакая американская или общенатовская система перехвата баллистических и крылатых ракет. Вероятно, отчасти правы и те, и другие. Противоречие это объясняется тем, что степень угрозы со стороны американской инфраструктуры ПРО определяется не только ее боевыми возможностями, но и готовностью и способностью России адекватно реагировать.

Ключевые аргументы об опасности американского «противоракетного щита»:

в ближайшие 10–15 лет или раньше количество перехватчиков ПРО США превысит арсенал развернутых стратегических российских ядерных носителей и установленных на них боезарядов, что приведет к диспаритету;
размещение американских средств у наших границ позволит сбивать российские МБР и БРПЛ на старте, когда противоракета вполне может уничтожить все боеголовки одной ядерной БР стратегического назначения;
все программы модернизации основных средств ПРО США призваны обеспечить перехват МБР и их боезарядов, в том числе прикрытых ложными целями;
существует техническая возможность размещать в универсальных пусковых установках противоракет «Стандарт-3» КР «Томагавк» в неядерном снаряжении, которые могут стать боевым ударным элементом концепции мгновенного глобального удара;
в перспективе американская ПРО сможет нейтрализовать российский ракетно-ядерный ответ, минимизированный применением средств первого, «обезоруживающего» глобального удара.

Эта позиция нашла отражение в новой Концепции внешней политики РФ, вступившей в силу 30 ноября 2016 года, где зафиксировано: «Россия рассматривает создание глобальной системы противоракетной обороны США как угрозу своей национальной безопасности и оставляет за собой право принятия адекватных ответных мер».

Но убедительны и призывающие не драматизировать ситуацию, верить в возможности российских ВС эффективно нейтрализовать противоракетный потенциал США. При этом чаще всего вспоминают об уникальных возможностях перспективных российских ракет и боеголовок нового поколения, способных, активно маневрируя, уходить от перехватчиков, об использовании ложных целей, обесценивающих усилия США по наращиванию потенциала системы ПРО, об уязвимости их оперативных противоракетных комплексов наземного и морского базирования, размещаемых и уже размещенных вблизи границ России, для отечественных ударных средств большой дальности и средств РЭБ, о скрытности передвижения мобильных комплексов и стратегических подводных ракетоносцев РВСН РФ.

Представляется обоснованным вопрос: следует ли ожидать очередного витка гонки вооружений? Видимо, да.

После выхода американцев из Договора по ПРО 1972 года Россия почти 12 лет вела с США консультации по противоракетной проблематике, рассчитывая найти взаимоприемлемые механизмы сохранения стратегической стабильности без подрыва национальной безопасности сторон. Но это не привело к конкретным результатам по вине предыдущих американских администраций.

Возможно, что ситуация изменится с приходом Дональда Трампа, который, настаивая на дальнейшем развитии национальной системы ПРО в глобальном масштабе, много раз говорил о целесообразности восстановления отношений Вашингтона с Москвой.

Вряд ли получится создать какую-то совместную или «кооперативную» противоракетную систему России и США/НАТО. Да и стремиться к этому не стоит. Россия и США не стали и, вероятно, не станут союзниками или стратегическими партнерами, поскольку преследуют противоположные цели на международной арене. Но обе державы вполне могут договориться о максимально допустимых «потолках» по ракетам-перехватчикам в определенной пропорции к носителям и боезарядам СНВ, о пространственных сферах развертывания таких ракет, то есть с определением зон, закрытых для размещения морских, наземных и воздушных средств ПРО вблизи границ друг друга.

Ликвидация противоракетных баз США в Румынии и Польше позволила бы российской стороне изменить планы размещения ударных средств в приграничных зонах и, следовательно, снизить «градус напряженности», существовавший в отношениях как с США, так и с европейскими государствами в каденцию Обамы. Предложения американских исследователей, считающих возможным прекратить строительство оперативного противоракетного комплекса США в Польше, начатое в мае 2016 года, является недостаточным. Пентагон должен заморозить аналогичный объект в Румынии и возвратить на свою территорию все ракеты-перехватчики, уже установленные там.

Часть угроз, созданных администрацией Обамы, может быть снята при доверительном взаимодействии РФ и США по многим военно-политическим вопросам при новом хозяине Белого дома, отказе Вашингтона от антироссийской риторики и снижении повышенного уровня военной активности НАТО вблизи наших границ.

Важной могла бы стать и российско-американская договоренность о взаимном неприменении ядерного оружия в первом ударе или о его неприменении вообще. Она вполне могла бы дополнить двустороннее соглашение двух великих держав о ненацеливании их ракетно-ядерных средств на территории друг друга, которое было заключено в середине 90-х.

В Послании Федеральному собранию 1 декабря 2016 года президент РФ Владимир Путин направил четкий сигнал новой американской администрации, заявив о готовности к сотрудничеству: «Важно нормализовать и начать развивать двусторонние отношения на равноправной и взаимовыгодной основе. Взаимодействие России и США в решении глобальных и региональных проблем отвечает интересам всего мира. У нас общая ответственность за обеспечение международной безопасности и стабильности, за укрепление режимов нераспространения».

Таким образом, появившийся в результате президентских выборов в США 2016 года «фактор Трампа» может сыграть роль в снятии российских озабоченностей по поводу развертывания американской глобальной системы ПРО, то есть стать своеобразным ответом на «фактор страха» Петра Черкашина.

В монографии, вышедшей в 2013 году, посвященной развитию системы ПРО США, автор этих строк предложил «разработать определенные формы практической кооперации» между Россией и КНР в области ПРО. Делалась ссылка на то, что Соединенные Штаты и их ближайшие союзники по НАТО или не входящие в этот блок активно развивают совместную систему противоракетной обороны. Позитивным балансирующим фактором является то, что в 2016-м Москва и Пекин впервые провели совместные учения в указанной области, которые, по общей оценке, прошли успешно. Обе стороны намерены продолжить этот опыт в 2017 году.

Важно подчеркнуть, что Россия способна надежно и весьма эффективно обеспечить безопасность собственную и союзных государств при любых вариантах развития глобальной системы ПРО США. Поэтому вряд ли следует искать основания для нагнетания страстей вокруг противоракетной проблемы. Но одновременно было бы неправильным игнорировать особенности американской системы ПРО и ее основную направленность, которая при Бараке Обаме проецировалась главным образом против России и Китая, а затем уже против Ирана и Северной Кореи.

Если договориться с администрацией Трампа по противоракетной проблематике и ряду вопросов, прямо влияющих на стратегическую стабильность, не получится, Россия будет вынуждена наращивать противодействие системе ПРО США и НАТО. То есть держать под прицелом ее информационно-разведывательные, командно-управляющие и ударно-боевые средства, совершенствовать стратегические ядерные силы, принимать дополнительные военно-технические и политико-дипломатические меры.