Прочитал статью Андрея Кириллова «Рубеж между жизнью и смертью», в которой высказано несогласие с требованием сокращения дистанции безопасного удаления наших войск от разрывов своих снарядов для повышения эффективности атаки на позиции противника. Поскольку этот материал является откликом в том числе и на мою статью «Рубеж безопасности», постараюсь ответить на основные вопросы, поднятые в данной публикации.
В статье Андрея Кириллова были обозначены факторы, влияющие на подсчет офицером-артиллеристом величины рубежа безопасного удаления (далее – РБУ) пехоты от разрывов своих снарядов (в том числе точность определения установок для стрельбы, максимальный радиус разлета убойных осколков, рассеивание снарядов по дальности, дальность стрельбы и др.). Теперь рассмотрим те факторы, которые влияют на величину РБУ с точки зрения общевойскового командира.
После того как наш артиллерийский огонь по оборонительным позициям пехоты противника прекращается либо переносится вглубь ее обороны, вражеской пехоте требуется некоторое время, чтобы выйти из укрытий, занять свои позиции и быть готовой к отражению атаки (далее – время изготовки). В свою очередь, атакующей пехоте требуется некоторое время, для того чтобы преодолеть расстояние, отделяющее ее на момент прекращения (переноса) огня от оборонительных позиций противника (далее – время броска). В том случае, если время броска атакующих больше, чем время изготовки обороняющихся, атакующей пехоте придется часть времени наступать под огнем противника. Чем дольше атакующим придется находиться под огнем обороняющейся пехоты противника, тем выше вероятность, что атака захлебнется.
Разумеется, и время изготовки обороняющихся, и время броска атакующих сильно зависит от конкретных условий и конкретного противника, но ряд цифр, которые можно использовать в качестве ориентировочных, следует привести.
По опыту Второй Мировой войны немецкая пехота обычно была в состоянии открыть огонь по атакующим через 8–12 минут после переноса артогня. В некоторых случаях немцам удавалось сократить время изготовки до 4-5 минут. (Боевой опыт артиллерии. Москва: Военное издательство Министерства Вооруженных Сил СССР, 1946, стр. 201)
Может возникнуть вопрос, а почему так долго? Ведь, для того чтобы вылезти из подбрустверной ниши или блиндажа и добежать до своей огневой позиции, требуется лишь несколько секунд. Дело в том, что побывавшему под обстрелом нужно сначала понять, что огонь перенесен с его позиции, прийти в себя и только после этого занять позицию и изготовиться к ведению огня.
Теперь приведем цифры, с какой скоростью могла сближаться наша пехота с немецкими позициями.
При сближении бегом в среднем скорость составляла 100 метров за 2,5–3 минуты (30-40 метров в минуту).
В боях на Карельском перешейке в июне 1944 года при планировании прорыва исходили из того, что 150–200 метров пехота преодолеет за 5–8 минут, что дает скорость 100 метров за 3,3-4 минуты. При сближении бегом при глубоком снежном покрове с преодолением рытвин, ям и воронок – 100 метров за 5 минут. При сближении перебежками в среднем скорость составляла 100 метров за 8 минут. (Там же: стр. 184, 193, 201, 212, 320.)
Аналогично может возникнуть вопрос: а почему так медленно? Ведь средняя скорость идущего (даже не бегущего) человека считается равной 5 км/ч, или 83 метра в минуту. Дело в том, что сближение осуществляется не по ровной местности, бойцы, как правило, нагружены боеприпасами и вооружением, двигаются нередко в полусогнутом положении, стреляя и перезаряжая оружие на ходу.
Понимая всю ориентировочность приведенных цифр, попробуем подсчитать, сколько времени потребуется атакующей пехоте для преодоления 400 метров, если РБУ назначен именно таким, и сравним с временем изготовки обороняющихся.
При сближении бегом в общем случае потребуется 10–16 минут.
При сближении бегом при снежном покрове – 20 минут.
При сближении перебежками – 32 минуты.
Как наглядно видно из приведенных цифр, расстояние в 400 метров атакующая пехота успеет преодолеть до открытия по ней огня пехотой противника только в том случае, если мы принимаем в расчет наиболее быструю скорость сближения атакующих и практически наиболее медленную реакцию обороняющихся, что в общем случае чересчур оптимистично. В остальных случаях атакующие гарантированно попадают под огонь обороняющейся пехоты.
Здесь следует сделать небольшое отступление. Вот что указывалось в Объяснительной записке к вышедшим сразу после Второй Мировой войны Правилам стрельбы наземной артиллерии 1945 г. (п. 380): «Задача подавления и уничтожения огневых средств пехоты противника в решающие моменты атаки имеет столь важное значение, что с возможностью отдельных случайных поражений осколками своих снарядов не приходится считаться».
Там же, описывая движение пехоты за огневым валом указывается: «При подходе на 200–250 метров к… рубежу [огневого вала] пехота подает условный сигнал о переносе огня». То есть пехота в момент наибольшего приближения к разрывам своих снарядов во время атаки была от них на расстоянии 200-250 метров. И это при том, что в той же Объяснительной записке применительно к неподвижному заградительному огню (п. 361) указывается, что норма удаления разрывов при нахождении нашей пехоты вне укрытий устанавливается в 400 метров. Эта норма удаления складывалась из максимального возможного отклонения отдельного разрыва от средней точки падения снарядов (200 м) и расстояния, на котором осколки 122–152-мм снарядов сохраняют убойную силу (еще 200 м).
Столь существенное отличие нормы удаления при поддержке атаки пехоты огневым валом (200–250 м) и при постановке неподвижного заградительного огня (400 м) объясняется необходимостью обеспечить атакующей пехоте возможность достигнуть оборонительных позиций противника до того, как он сможет открыть огонь по атакующим. Риск того, что пулеметы противника выкосят атакующих, считался куда более значимым, чем риск поражения отдельных солдат осколками своих снарядов. Фактически санкционировался завод атакующей пехоты в опасную близость от разрывов своих снарядов.
Если мы не хотим заводить атакующую пехоту в опасную близость от разрывов своих снарядов и не хотим, чтобы ее выкосил огонь обороняющихся, то при организации взаимодействия пехоты и артиллерии необходимо сделать так, чтобы РБУ был не дальше от оборонительных позиций противника, чем расстояние, которое в конкретных условиях подразделение атакующей пехоты может преодолеть до открытия по ней организованного огня обороняющимися. Не всегда это можно реализовать полностью, но стремиться максимально сократить величину РБУ нужно всегда. «Уставную» дистанцию в 400 метров нужно по возможности сокращать.
Подчеркну – я не призываю заводить войска в опасную близость от разрывов своих снарядов. Речь идет о том, чтобы тактическими приемами сокращать опасную дистанцию.
Приведу в качестве примера описание тактики боевиков, использованной в Чечне, из книги Николая Гродненского «Первая чеченская»: «На штурм горы арабы идут, как правило, группой из 20 человек. С собой – три миномета. …Под прикрытием минометов поднимаются по склону. Причем с какой-нибудь соседней высоты их может поддерживать еще и снайпер. К моменту завершения минометного обстрела арабы «выныривают» уже перед самым носом обороняющихся бойцов. И начинается сплошной автоматный огонь. Да такой, что головы не поднять… Если вовремя не «просчитать» их действия, то 15–20 подготовленных наемников могут взять взводный опорный пункт на горе буквально за 30-40 минут…»
Здесь «выныривание перед самым носом обороняющихся» означает, что дистанция, на которую атакующие сблизились перед прекращением минометного огня, намного короче «уставных» 400 метров. Причины, по которым РБУ сократился, очевидны – близость расположения миномета к обстреливаемой позиции и меньший радиус разлета убойных осколков мины. Играет свою роль и нахождение атакующих ниже точек падения мин.
Полагаю, что изложенное выше показывает, что имеются основания не рассматривать «уставные» 400 метров как непреложное требование для любых ситуаций и условий.
Следующим вопросом, поднятым в статье «Рубеж между жизнью и смертью», был вопрос увеличения риска удара по своим войскам при попытках сократить величину РБУ. Следует признать, что такой риск действительно возрастает, но только при наличии двух факторов: а) нахождение своей пехоты до начала открытия огня ближе, чем расчетная величина РБУ и б) невозможность предварительной пристрелки.
Например, если своя пехота находится на расстоянии 250 метров от позиций противника, а в целях соблюдения внезапности артналета пристрелку провести нельзя (иначе противник поймет, что по нему пристреливаются, и попрячется в убежища), тогда действительно пехоту нужно отводить назад, чтобы не попасть под первые залпы своей артиллерии. В случае, если своя пехота начинает сближение с оборонительными позициями противника с дистанции, большей чем расчетная величина РБУ, у артиллеристов имеется достаточно времени, чтобы скорректировать огонь и вывести разрывы туда, куда они предназначаются.
Если своя пехота находится ближе, чем расчетная величина РБУ, но имеется возможность провести пристрелку, то безопасность пехоты также может быть обеспечена. Например, делаются заведомо «перелетные» выстрелы, а потом разрывы постепенно подводятся к позициям противника уменьшением величины «перелета» без производства «недолетных» выстрелов. Известны случаи, когда проводилась артподготовка, а наша пехота занимала при этом исходное положение в 100–150 метрах от переднего края обороны противника. Правда, такой артподготовке предшествовала очень тщательная пристрелка.
Наконец, следует отметить, что само по себе назначение РБУ в 400 метров не означает, что ошибка в 400 метров невозможна. Удар по своим возможен при нахождении своих войск как на РБУ в 400 м, так и на большей дистанции, хотя риск намного снижается.
Завершая ответ на этот вопрос, следует подчеркнуть, что после получения первых наблюдаемых разрывов и внесения соответствующих корректировок дистанцию безопасного удаления можно сокращать.
Еще один вопрос касался необходимости самой постановки проблемы сокращения РБУ при существовании такого тактического приема, как ложный перенос огня. Безусловно, ложный перенос (ложное прекращение) огня – один из действенных тактических приемов, способствующих успеху в бою. Однако как практически любой другой тактический прием, он может быть парирован обороняющейся стороной. Сам по себе он основан на том, что обороняющаяся пехота, услышав, что обстрел своих наземных позиций прекращен, стремится занять их для отражения атаки. Чтобы парировать тактику ложного переноса огня, занявшие оборонительные позиции покидают свои убежища только после перехода пехоты противника в атаку или, точнее, после подхода атакующей пехоты на дистанцию, делающую невозможной для артиллерии атакующих возобновление огня по прежнему рубежу. То есть покидание убежищ связывается не с прекращением огня по обороняемой позиции, а именно с подходом пехоты противника на заранее установленную дистанцию.
Покидание убежищ происходит только по сигналу, поданному специально назначенными наблюдателями. Позиции таких наблюдателей стремятся расположить в местах, обычно не обстреливаемых артиллерией атакующих в ходе артиллерийской подготовки, например, впереди заграждений перед передним краем обороны (в скрытой огневой точке, выдвинутой вперед траншее) либо несколько в тылу. Сигнал такие наблюдатели могут подавать не только голосом (свистком) или по радио, но и стрельбой по противнику очередями заранее согласованной длины. Кстати, огонь таких наблюдателей также замедляет сближение пехоты атакующих с обороняемыми позициями и дает дополнительное время для подготовки к отражению атаки. Функцию таких наблюдателей может выполнить и собственная артиллерия обороняющихся, которая откроет огонь по сближающемуся противнику.
В связи с существованием «контрприемов» для придания эффективности ложным переносам огня атакующим нередко нужно имитировать не только перенос огня, но и пехотную атаку.
«Киношный» способ с показом из своих окопов чучел, одетых в солдатское обмундирование, и с имитацией шума атаки (криков «ура», стрельбы, бряцание котелками), полагаю, известен почти всем. А вот о том, что приходилось выделять отдельные подразделения для имитации пехотной атаки во время ложного переноса огня, – известно меньше. Эти подразделения «притягивают» на себя весь огонь вражеской обороны и могут понести значительные потери.
Еще одна проблема ложного переноса огня – в момент обратного переноса огня на передний край обороны противника его точность и действенность могут снизиться.
«Недостатками здесь могут являться: во-первых, разновременный, немассированный перенос огня, что, несомненно, снижает его эффективность; во-вторых, вертикальная наводка орудий и минометов, выполняемая наспех, не отвечает тому положению средней траектории, которое было до переноса огня в глубину. В результате этого траншея противника будет поражаться незначительным количеством отдельных снарядов и мин». (Боевой опыт артиллерии, стр. 160.)
Поэтому встречаются рекомендации меньше трех ложных переносов огня не делать (результат не оправдывал затрат). О рекомендациях делать два-три ложных переноса огня говорится также в статье «Рубеж между жизнью и смертью».
Разумеется, обмануть противника, тем более несколько раз подряд, удается не всегда.
От ложных переносов огня и периодов молчания могут отказаться по тактическим соображениям – сокращая время артподготовки, чтобы противник не успел подвести резервы к атакуемому участку.
Одним словом, существование такого тактического приема, как ложный перенос огня, далеко не всегда означает, что пехота сможет беспрепятственно сблизиться с оборонительными позициями противника. Он не всегда снимает проблемы, которые решает уменьшение РБУ. Противопоставлять здесь не следует.
Наконец, была подвергнута критике возможность использования бронещитков, поскольку они будут только притягивать огонь противника.
Перед тем как отвечать на данный вопрос, хотелось бы сказать, что есть и «летний» вариант того же тактического приема. Имеются упоминания, что японцы во время войны в Китае «при наступлении вдоль улиц… вынуждены были применять различного рода укрытия, катили перед собой бочки с землей, защищавшие их от пуль». Об этом, например, писал А. Шталь в своей книге «Малые войны 1920– 1930-х годов».
Поскольку принцип их использования одинаков, полагаю, что их следует рассматривать как разновидности одного и того же тактического приема.
Величина РБУ в значительной степени определяется радиусом разлета убойных осколков от разрыва снаряда (мины). Соответственно использование щитков может позволить сократить опасную дистанцию на величину этого радиуса (не полностью, но в значительной части). Цель щитков – защищать не от пуль противника, а от осколков своих снарядов во время сближения с его позициями.
Если сближение с бронещитками осуществлять не под прикрытием огня собственной артиллерии, то, действительно, их использование будет очевидно вредным для атакующих. Они будут только «притягивать» огонь противника.
Приведенный в статье «Рубеж между жизнью и смертью» пример из финской войны как раз иллюстрирует, что функцию по обеспечению относительно безопасного сближения с противником щитки выполнили – они позволили пехотинцам добраться до финских надолб. Если щиток застрял в надолбах, значит, пехотинец под его прикрытием до надолб смог добраться. То есть преодолел расстояние, которое при отсутствии щитка было бы нужно преодолевать по открытому полю совсем без защиты.
Было бы странным ожидать, что с помощью щитков можно будет безопасно заползти в окопы противника.
Как практически любой тактический прием, использование бронещитков имеет свои ограничения (в том числе при движении в гору). Но это не означает, что его нужно отметать как заведомо неверный.
См. также: «Из пушки по воробьям, или вновь о рубеже безопасности» >>>
