Узники Освенцима

Освенцим

И у войн есть свои законы, пусть жестокие, и побежденным, пусть обездоленным, обращенным в неволю, оставляли право на существование. Фашисты же вели войну на полное истребление — наций, народов.

«Народ, который считает Льва Толстого великим писателем, не может претендовать на самостоятельное существование» (Гитлер).

«Английский народ — это выродившееся племя, неспособное более к творческой жизни» (Розенберг).

«Зараженная негритянской кровью Франция является чумным очагом в Европе» (Гаусгофер).

«Польшу не щадить» (Гитлер).

Можно продолжить цитаты и дальше, но смысл немецкой концепции и так понятен.

Зарождение концлагерей и тюрем

Для того чтобы выполнять программу биологического истребления народов, предусмотренную «генеральным планом «Ост», нужен был размах. Европа покрылась сетью тюрем, гетто, лагерей принудительного труда, уголовно-административных, концентрационных «фабрик уничтожения».

Густота их на карте напоминает тундровый лес: общее число их в оккупированной Европе, включая саму Германию, — свыше 11100.

лагерь Освенцим

Общее число погибших в местах заключения колеблется (по разным источникам) от 10 до 11 миллионов человек.

Большинство концлагерей было освобождено в апреле 1945-го. Тогда, в середине весны победного года, Европа напоминала огромный муравейник: женщины, узники концлагерей, тюрем, гетто, все они, освобожденные советскими войсками, растекались по Европе — французы, поляки, бельгийцы, югославы, голландцы, чехи, огромная разноязычная масса, на  велосипедах, на телегах, пешком, со скарбом и национальными флагами.

Оставшиеся в живых невольники возвращались домой. Великое переселение Европы.

Сегодня разговор именно о концлагерях, они были не только наиболее ярким выражением сущности фашизма, но и моделью всеобщей будущей несостоявшейся судьбы.

Концлагерь Освенцим

Освенцим — самое большое кладбище в мире: более четырех миллионов жертв. Один из основателей и первый комендант лагеря — обер-штурмбанфюрер СС Рудольф Гесс.

Прежде чем создать и усовершенствовать орудия массового уничтожения, нужно было подавить сознание человека, сломить волю.

В стоячие камеры, размером 90X90 сантиметров, узники вползали, как в собачью конуру, через единственное маленькое отверстие над полом. Четыре человека могли стоять, только прижавшись друг к другу. Без воздуха, часто без еды, кто-то умирал, и живые стояли ночью вплотную с мертвыми.

Заключенные голыми руками толкли кирпичи, а Альфонс Гёттингер ловил их лассо. Он захлестывал петлей жертву и, раскрутив ее, швырял в ящик для трупов.

Проще всего сказать о фашистах, это не люди, это звери. Но тогда что же мы извлечем из прошлого? Почти ничего. Были звери — была война. Теперь, с людьми, можно не волноваться за будущее?

Палачами были люди, и об этом мы должны помнить сегодня, чтобы не быть обманутыми снова. Весь изощренный садизм, все инстинкты были составной частью общего, заранее продуманного плана.

Истязали за то, что говорил на родном языке, а не на немецком. За то, что не так посмотрел. Заключенного Кальво избили за то, что вырвал у себя два золотых зуба и обменял на хлеб.

Отношение иностранцев к Освенциму

Вспоминать ужасы — тяжело, забыть — невозможно, забыть не позволяют ни чувства, ни разум. Кроме того, есть еще долг и обязанность перед будущим — помнить: фашизм обесценил самое главное на земле — человеческую жизнь.

В Бресте работники музея рассказывали, как некоторые туристы из ФРГ уходят от своих групп, от гида и в одиночку проворно обходят все закоулки и дворы крепости, они хорошо помнят ее по июньским дням сорок первого.

Конечно, мало приятного, когда те же самые люди ходят в твоем доме, как в своем собственном. Но это не самое худшее.

В Музей обороны Ленинграда заглядывают те, кто осаждал этот город, они удивлены, что их храбрым солдатам нет ни памятников, ни крестов, тогда как в Европе множество и памятников, и могил советских воинов, в том числе и в странах — союзницах Гитлера.

У нас понимают даже дети: храбрость в защитнике — доблесть, храбрость в захватчике — злодейство. Жаль, что не всем ясны простые истины. Но и это не самое худшее.

Худо, опасно — забвение, полное забвение по недопониманию ли, с умыслом ли.

В Освенциме у стены расстрела какая-то дама из группы западных туристов ответила гиду:

— Пропаганда!

Подошла средних лет женщина и дала туристке пощечину. Влепила отнюдь не символически. Скандала не было — шок, замешательство, группа развернулась и ушла. Скорее всего это была полячка, пережившая Освенцим, судя по возрасту, ребенком.

29 марта 1985 года по главному каналу телевидения Польши выступил президент Международного Освенцимского Комитета бельгиец Морис Гольдштейн, бывший узник Освенцима.

— В то страшное время мы никак не думали, что сорок лет спустя придется доказывать: да, все это было, было…

Освенцим лагерь

Бельгиец Морис Гольдштейн родился дважды — в один и тот же день: когда Красная Армия 27 января 1945 года освободила Освенцим, ему исполнилось 23 года.

Истории Узников

В солнечную и ветреную субботу, 30 марта 1985 года, в Освенциме состоялась манифестация, посвященная сорокалетию освобождения всех узников концлагерей. Люди съехались со всей Европы. Митинг, речи, цветы. Поближе к трибуне — бывшие узники, в том числе и советская группа, а дальше, насколько хватает взгляда, во все края — людское море, в основном молодежь. Тысяч шестьдесят, семьдесят.

Неподалеку от трибуны, сидел старичок в коричневом пальто и коричневой кепке. Он сидел низко опустив голову и за два с половиной часа не пошевелился. Зрячий ли, слышит ли?

Народ на площади перед трибуной раздвинулся, дав проход солдатам Войска Польского, — они понесли венки, медленно и торжественно. Старик не шевелился, не поднял головы. Оказавшись неожиданно один на пути солдат, он подобрал, поджал ноги, и солдаты обошли его.

В апреле сорок первого эсэсовцы отбирали узников на казнь — каждого десятого. Выбор пал на семнадцатилетнего школьника Мечислава Пронобнеа. От волнения мальчик не мог сделать шаг вперед. Из рядов вышел худой и больной узник и сказал: нельзя ли ему заменить мальчика. Это был Батко. Он погиб в блоке смерти.

Сидящего неподвижного старика спасли точно также, звали его Франтишек Гайовничек.

— У меня было двое детей: Юлиусу в сорок втором было тринадцать, Богдану шестнадцать. Когда меня выбрали для расстрела, я стал просить помиловать, сказал, что мои дети ждут меня. Один из заключенных неподалеку услышал мои слова и вышел вперед. Его убили уколом фенола.

Старик помолчал:

— А в концлагерях я пробыл пять лет и пять месяцев. На польской границе в первый же день войны попал в плен, а освободили меня в сорок пятом.

— Что с детьми, где они сейчас?

— Я не застал их. Оба погибли в Варшавском восстании в сорок четвертом.

Самый долгий узник войны.

 

Стена расстрела Освенцим

Слово «жертва», в котором звучит и обреченность, и бездействие, никак не подходит к узникам, спасшим чужие жизни. Эти заключенные не умерли — они погибли. Не их выбирали — они выбирали, они сами paспорядились своей судьбой.

Война калечила, убивала человека, но не смогли убить в нем человеческое.

И сегодня, семьдесят лет спустя, застывший лагерь музей выглядит зловеще. Вот склад волос с убитых, склад одежды, чемоданов — их тысячи. На чемоданах — крупно, краской — имена, адреса людей, в полном неведении шагавших в газовую камеру и боявшихся перепутать ручную кладь. И сегодня еще по этим чемоданам посетители музея узнают вдруг судьбу своих отцов и матерей, сыновей и дочерей.

Тишина здесь тяжелая, но еще тяжелее, когда лагерь вдруг оживает, озвученный голосами бывших заключенных, — не с юбилейной трибуны, а возле нар.

Из Освенцима сумели даже совершить побег 60 советских военнопленных. Это был самый массовый побег. Среди бежавших был и Павел Александрович Стенькин.

— Из шестидесяти нас четверо только и уцелело.

Идут бывшие узники по Освенциму-музею, волнуются сильно, но держатся.

— Мы ведь здесь время от времени бываем, попривыкли, — говорит Харина, — а когда впервые после войны приехали, это в пятьдесят девятом, что творилось! Крайко цветы несла, а она сюда вместе с мужем в войну попала, муж в газовой камере погиб, так она шла к его блоку и цветы не донесла, на асфальт уронила.

Писательница Ирина Ирошникова собрала воспоминания освобожденных из лодзинского детского лагеря.

Володя Булахов: «Лагерное начальство готовилось к бегству, сложены были вещи. Но убежать им не удалось».

Олег Безлюдов: «Меня подхватил один солдат. Лицо у него было заросшее, и я не понял: старый он или молодой. Только увидел, что он плачет. Глядит на меня и плачет: молча, без звука. Это было так страшно, что я прижался к нему и сам заплакал».

30 декабря 1944 года в Освенциме состоялась последняя казнь на виселице. Погибли три австрийца и два поляка. Уже с петлей на шее австриец Фримель, участник испанской войны, крикнул: «Да здравствует Советский Союз!..»

Освобождение узников

Советские войска освободили узников Освенцима 27 января 1945 году. Многие солдаты были глубоко шокированы происходящим в лагере.

Молоденький лейтенант увидел исхудавших детей, которые боязливо жались, увидев немцев. Тогда он остановил пленных немцев у лагерных ворот, нечеловеческим голосом скомандовал им: «Мютцен аб! Подлецы!» И еще повторил по- русски: «Шапки… шапки долой!»

И немцы поспешно сняли свои фуражки перед нашими «детьми». Это единственное, что можно было взять с них за все содеянное.

Мы говорим об освобождении Европы, а надо бы говорить о спасении. Речь ведь не о плацдармах, а о судьбах стран, народов, наций. И те даже, кого война не затронула, не обожгла, тоже спасены.

Сегодня еще нередко говорят — по недомыслию или, наоборот, с умыслом — о несоизмеримости потерь Германии 10 миллионов человек и СССР — 20 миллионов. При этом забывают главное — мы воевали против фашистской армии, фашисты истребляли народы.

Никто не убивал немецких военнопленных ядовитым газом «Циклон В», никто не вел на костры и в крематории немецких женщин, стариков и детей. Между тем из 20 миллионов погибших советских людей почти половина — мирные жители, военнопленные в лагерях. Другая половина — те, кто пал на поле боя, из них 1 100 000 сложили головы, освобождая порабощенную Европу.

Фашизм четвертовал народы, и это все должны помнить. Из общих потерь Польши 6 028 000 человек, на мирное население приходится подавляющее большинство — почти 5 400 000. Югославия: армейские потери — 305 000 человек, а более 1 400 000 павших —мирные люди.

Из записей в памятной книге музея «Освенцим»

«Мне не хватает слов — остается только святая воля сделать все, чтобы никогда больше не произошло ничего подобного». Рудольф Кирхшлегер — Президент Австрии, 22.05.1975 г

«По сути дела это место склоняет к молчанию. Однако я убежден, что федеральный канцлер не должен здесь молчать. Мы прибыли в Освенцим, чтобы напомнить себе и другим, что без понимания прошлого нет пути, ведущего в будущее…» Гельмут Шмидт — канцлер ФРГ, 23.11.1977.

«Освенцим. Какая же печаль… Какой ужас… А несмотря на это — какая надежда для человечества». Шарль де Голль — Президент Французской Республики, 9.04.1967.

Оцените статью
Исторический документ
Добавить комментарий