Великая Отечественная война: устная история
Хочу немного рассказать о войне, о тех ее днях и минутах, которые наиболее сильно запомнились мне. О страшных событиях 1941 г. я узнал в родном колхозе. Радио здесь не было, и мы про войну и обстановку на фронте слышали от колхозников, побывавших в Саранске. Мне было тогда 15 лет. Я и понятия не имел о том, что такое война и что такое фронт. Но вот в 1943 г. меня и моих сверстников призвали в Красную армию. Я попал в Кировскую область, в 162-й стрелковый полк, в учебный батальон. Через 4 месяца учебы получил звание младшего сержанта.
Погрузили нас в вагоны и отправили на передний край фронта. В пути были 15 дней. Приехали в Смоленск рано утром, было еще темно. Город весь был в огне; горело все, что могло гореть. Тогда я увидел и понял, что такое война и какое горе она принесла народу. А когда рассвело, я увидел мертвые тела мирных жителей и солдат. Кругом – одни развалины. Железнодорожная станция была полностью разрушена. И все только что прибывшие пошли пешком на передовую.
Пробирались ночью, так как днем немецкие самолеты бомбили. В светлое время суток отдыхали в лесах. До первой линии было 200 км. Я один попал в противотанковый дивизион 162-го стрелкового полка, в 44-ю стрелковую дивизию, которая была сосредоточена на границе Третьего Белорусского фронта с Восточной Пруссией. Командующим им был генерал армии Черняховский. Приняв 45-миллиметровую противотанковую пушку и все остальное снаряжение, я почувствовал себя настоящим защитником Родины, хотя мне было тогда всего 17 лет.
Первый день прошел спокойно. Мы стояли в обороне. Немец не особенно сильно беспокоил, и мы чего-то ожидали. На второй день получили приказ наступать. Операция была назначена на 8 ч утра и должна была пройти в г. Гушбинин, что в Восточной Пруссии.
Первым залпом ударили «катюши». Вслед за ними били тяжелые гаубицы. У меня в ушах стоял оглушающий звон. Я не знал, куда деться от этих выстрелов и разрывов снарядов. Это была настоящая война. Наши передовые части пошли в наступление.
Сразу же появились убитые и раненые. Брали немцев в плен. Кто бы мог подумать, что это шли воины, которые хотели покорить весь мир. Они были измазаны в грязи, красные от крови, рваные от боя – жалкие люди. Некоторые, не знаю, почему, шли босые и все время спотыкались. И все кричали: «Гитлер капут!». Но их никто не слушал и не трогал. Они шли и шли колоннами в сопровождении конвоиров.
Нашей пушке не пришлось непосредственно участвовать в этом бою. Мы прикрывали батальон, который шел в обход города. За взятие Гушбинина мне присвоили звание старшего сержанта и назначили командиром орудия. Так я стал хоть и небольшим, но начальником на фронте и был награжден медалью «За отвагу».
В январе 1945 г. Третий Белорусский фронт встал в оборону, чтобы пополнить войска и подтянуть тылы. Все готовились к штурму Кенигсберга. Шла усиленная подготовка, ибо наше командование понимало, что немцы просто так крепость не сдадут. Немцы знали, что ее утрата – это не только потеря крупного военного объекта, но и открытие нам выхода к морю. Здесь наши войска простояли до марта 1945 г. Все это время мы готовились к последнему, решающему удару по Германии.
И вот 6 марта 1945 г. в 8 ч утра первый залп дали прославленные «катюши». Вслед за ними били все орудия по огневым точкам противника. Через 2 ч в наступление пошли танки и пехота. Немцы, не выдерживая нашего натиска, стали постепенно отступать, оказывая сильное сопротивление. Враг сдавался целыми группами и даже колоннами. Как противно было на них смотреть!
Вечером пришла печальная весть: убит командующий Третьим Белорусским фронтом генерал армии Черняховский. У всех солдат и офицеров на глазах блестели слезы, и на сердце было тяжело. С этого дня на каждом выпущенном снаряде была надпись: «За любимого полководца отомстим!».
Утром 10 марта 1945 г. в 7:45 советским войскам был дан приказ: начать артподготовку. Наша пушка была поставлена на оборону штаба полка и в резерв. Здесь также находился взвод автоматчиков. Нам была поставлена задача: не подпустить немца к штабу полка. Фашисты нас опередили и стали атаковать. Тогда было приказано начать контрнаступление. Командование противника пустило против нас тяжелые танки и бронемашины. Это было в 7 ч утра следующего дня.
Танки шли правее штаба полка на расстоянии примерно в 1 км. Там как раз стояли наши тяжелые пушки – 150-миллиметровые гаубицы. Завязался упорный бой. Наша пехота стала отступать. К этому времени было подбито 5 тяжелых танков противника. Левее от штаба, примерно в 500 м, шли немецкие транспортеры, а за ними – пехота. Мы были готовы их встретить.
В это время я был у прицела пушки в ожидании приближения. Фашистские машины были от нас на расстоянии 150 – 200 м, когда я приказал открыть огонь по первой из них. Первым же снарядом транспортер был подбит и загорелся. Затем навел прицел и выстрелил по замыкающему – машина вспыхнула. Постепенно немецкие транспортеры стали отходить. Вражеская пехота осталась без прикрытия брони. Вдруг мы услышали команду: «Лечь в окоп!». В нем я припал к ручному пулемету и стал вести огонь по открытой пехоте. Сколько я их успел перебить – не знаю. Немцы стали отступать. Тогда они понесли большие потери в живой силе и технике.
Наши войска пошли в наступление, и мы со своей пушкой потянулись вперед, на Кенигсберг. В это время командующим Третьим Белорусским фронтом был маршал Советского Союза Василевский – прославленный полководец. Мы уже подходили к крепости. Погода стояла плохая: туман, шли проливные дожди. До Балтийского моря оставалось 6–7 км. Пушку тащили на себе, помогая лошадям, которых у нас после боя осталось лишь несколько голов. Им было так тяжело, животные падали замертво. Да и мы были сильно измучены; неспавшие, голодные, грязные, шли еле-еле – как будто по болоту.
Вот он – Кенигсберг. Дошли. Нам город показался серым, сырым и грязным. Он был весь разбит бомбовыми ударами наших самолетов, да и дальнобойные орудия вели практически непрерывный обстрел.
Немного отдышавшись, мы вступили в пригород. Стали вести уличные бои с немцами. Они держались за каждую улицу, каждое здание. Вот перед нами показался чудом уцелевший пятиэтажный дом. Я приказал привести пушку к бою, а сам с несколькими солдатами пошел внутрь, чтобы оценить обстановку. Подойдя к двери дома, я с силой толкнул ее ногой. Она распахнулась, и я увидел стоящего немца. Не успел сообразить, как тот швырнул в меня гранату. Через какое-то мгновение я уже лежал на земле и ничего не мог сделать – ранение оказалось тяжелым. В это время шедшие за мной солдаты открыли огонь из автоматов. Все фашисты, находившиеся в то время в доме, были убиты. Несколько солдат потащили меня назад к пушке.
Я уже терял сознание. Очнулся в полевой санчасти. Мне сделали все необходимое, привели в себя. Оказалось, что меня ранило в левый пах.
Вскоре я оказался в г. Каунас, где меня пролечили 7 месяцев. Окончание войны встретил в госпитале. В конце 1945 г. демобилизовался, приехал домой инвалидом 2-й группы.
По изданию: Зернов А. Н., Котков С. К. Шагнувшие в бессмертие.
Саранск, 2005. С. 224 – 227.
Алексахин Иван Кузьмич (1926, с. Смолъково ныне Лямбирского района Республики Мордовия) – участник боевых действий. В РККА – с 1943 г. Гвардии сержант. Заместитель командира орудия 160-го гвардейского стрелкового Краснознаменного полка 54-й гвардейской стрелковой Краснознаменной Макеевской ордена Ленина и ордена Суворова дивизии 3-го гвардейского стрелкового корпуса 28-й армии Третьего Белорусского фронта. Принимал участие в боевых операциях в Восточной Пруссии, в том числе в штурме г. Кенигсберга. Был тяжело ранен. Демобилизован в 1946 г. Награжден орденом Славы 3-й степени, медалью «За отвагу».
Зернов А. Н., Котков С. К. Шагнувшие в бессмертие. Саранск, 2005. С. 224 – 227.
