За что немцы хотели расстрелять каждого пятого

Детство Лени Кузубова окончилось с первыми выстрелами войны. Когда враг подходил к его родному селу Радьковка Белгородской области, Лене едва исполнилось двенадцать. Он окончил четыре класса, а в пятый уже не успел: к осени сорок первого был уже на фронте.

Мальчишку отсылали домой, ему объясняли, что воевать — не детское дело. А он упрямо отстаивал свое право драться с фашистами. И отстоял. Стал отважным разведчиком, гвардейцем, был несколько раз ранен.

Одеваясь пастушком, он смело ходил в разведку и добывал исключительно ценные сведения. Так было под Белгородом, Курском и Сталинградом, на Украине и в Белоруссии.

Немало подвигов совершил Леня Кузубов. Вот один из них.

В составе 253-й стрелковой дивизии юный разведчик принимал участие в освобождении белорусского Полесья. «Пятого — к расстрелу» — его воспоминания, связанные с освобождением города Калинковичи.

Это совсем незнакомый мне городок. Я иду по одной из его улиц. Иду спокойно, не спеша, как будто прожил здесь много лет подряд, и кажется, что каждый из его домиков мне знаком давно. Такие же домики и на моей Белгородчине.

Мысли мои обрываются неожиданно. Навстречу мне идут трое гитлеровцев. Но странное дело. Страха я совсем не испытываю.

Калинковичи. Небольшой городок. Как в нем тягостно и грустно! Не бегают здесь девчонки, не гоняют с крыш голубей вездесущие сорванцы-мальчишки. Да и взрослых не видно на улицах. Только патрули расхаживают, гулко стуча подкованными сапогами.

Два дня я изучал по карте этот городок. Представляю мысленно кинотеатр, школу. А сейчас вот шагаю по одной из улиц. За небольшими домиками не столько вижу, как представляю задворки, которые мне, возможно, сослужат службу.

Иду по улице в необычном одеянии. На мне старенькое коричневое платьице, на ногах — полустоптанные башмаки кустарной работы. В руках у меня три сухих сосновых полена. Задача у меня простая — примечать, где скопление немцев, где расположены орудия, стоят автомашины, где штаб? Фиксирую все это по своей азбуке. А — означало асфальт, Б — банка консервная, 3 — зенитки, Т — танки. Остановившись на какой-нибудь из букв, я вспоминал своих дружков детства по имени или по кличке-прозвищу и таким образом запоминал все свои незамысловатые ориентиры, где и что я заприметил.

Вот и старенький небольшой кинотеатр.

Возле него стоят две группы гитлеровцев. В одной группе пять, во второй семь человек. Они о чем-то оживленно разговаривают.

Свернуть в сторону или назад повернуть — уже рискованно. Они заметили меня и бросают подозрительные взгляды. Я стараюсь не спешить и не замедлять шаги, иду, как и шел, тихо и не спеша. Поравнявшись, встряхиваю своими поленьями, хочу прошмыгнуть мимо гитлеровцев, но вдруг позади себя слышу окрик:

— Стой!

Нехотя оборачиваюсь, стараясь не выдать своего волнения, делаю глупое лицо и вижу перед собой полицая. «Неужели я допустил какую-то оплошность, неужели меня выследили, приметили?..» — проносятся в моей голове мысли.

— Куда направляешься? — осматривая мое убогое одеяние, спрашивает прихвостень.

— Домой, дрова вот несу.

— Бросай свои чурбаки и иди в кинотеатр, кино бесплатно поглазеешь, — бросает полицейский.

Не удивляюсь такому обороту дела, не спрашиваю о каком-то предложенном мне кино. Бросаю свои поленья и направляюсь к кинотеатру.

У входа в здание — два фанерных щита, на них висят какие-то объявления, обрывки афиш. Стараюсь внимательно вглядеться в объявления, прочесть их. Но мысли у меня совсем иные: «Как улизнуть? Может быть, свернуть за угол и рвануть дай бог ноги?»

— Ком! Ком! — раздался вдруг голос, и гитлеровец указал на входную дверь.

Пришлось войти в зал. Половину кинотеатра уже заполнили гражданские люди. Оказывается, население городка перед демонстрацией кинофильма насильно загоняли в зал — для надежности, чтобы кинотеатр не заминировали подпольщики.

Один из гитлеровцев приказал людям занимать передние скамейки. Два ряда были пусты, на самых дальних уселись немецкие солдаты и офицеры. Я оказался в первом ряду. Выбраться из этого помещения было невозможно. Повернув голову, я видел, как немцы жестикулировали, о чем-то переговаривались, громко смеялись.

Но вот в зале вспыхнул яркий свет.

Без всякой команды немцы повскакивали со своих мест и, выбросив вперед правую руку, громко рявкнули: «Хайль!..» В зал вошел пожилой офицер, на мундире которого сверкнули фашистские награды. Важно и не спеша он шел между скамеек, держа под руку девицу. Пышная прическа отсвечивала украшениями, и казалось, что ее голову посыпали битым стеклом, зеленым, как кошачьи глаза.

Усадив девицу, офицер примостился рядом. В ту же минуту застрекотал киноаппарат. О чем был этот фильм— трудно сказать. На экране мелькали только ноги в подкованных солдатских сапогах, где-то горели жилые дома, беспорядочно стреляли из автоматов, и снова мелькали подкованные сапоги.

Неожиданно помещение кинотеатра прорезал властный немецкий возглас. В зале вспыхнул свет. Все взоры устремились на офицера, сидевшего с девицей. Он встал и, обводя глазами публику в первых рядах, шарил правой рукой в боковом кармане мундира, по-видимому, что-то отыскивая.

В ту же минуту к нему подбежал офицер. Слышно было, как высокое начальство недовольным тоном произнесло несколько отрывистых фраз. Офицер стукнул каблуками сапог и еще больше вытянулся. И вот в тревожной тишине громко прозвучали слова на ломаном русском языке.

— Слушайте, скоты — У штурмбанфюрера только что пропали карманные часы — подарок нашего Адольфа Гитлера! — выкрикивал офицер. — Мы даем одну минуту на размышления, часы должны быть немедленно найдены и возвращены. В противном случае — каждый пятый будет расстрелян!

В зале послышался плач детей. Зашептали молитвы и начали креститься старушки.

— Молчать! — снова прокричал все тот же офицер, приближаясь к передним рядам. — Приказываю отойти в правый угол, стройся по одному.

Люди сгрудились в беспорядочную кучу. По лицам текли слезы. А в зале раздавалась команда:

— Один! Два! Три! Четыре! Пять — сторона! Стать лево!

Во второй пятерке оказался я.

«Вот и все, — пронеслось в голове. — Как глупо я влип. А командиру твердил: «Не беспокойтесь — не в первый раз. Мигом слетаю туда и обратно», — издевался над собой. Неужели конец? Зло взяло. Хотел уже было закричать: «Поганые фрицы, что делаете, за что стрелять хотите!..», как вдруг раздался повелительный голос офицера, у которого пропали часы:

— Айн момент!

Все взгляды устремились на средину кинотеатра. А высокое начальство вытащило из подкладки своего мундира часы и удивлялось минуту-другую, как они туда попали.

— Пятый расстрел отставить! — распорядился он.

Вздох облегчения прокатился среди людей. Они вытирали слезы.

Когда сеанс окончился, я с ненавистью проводил гитлеровца, направившегося к выходу. Если бы фашисты знали, что я вовсе не девчонка, а мальчишка, тем более разведчик, мне не сдобровать бы.

Как только офицер со своей девицей покинули зал кинотеатра, публика хлынула к выходу.

— Нет пятый расстрел, нет пятый расстрел, — громко гоготали гитлеровцы.