Столетие
ПОИСК НА САЙТЕ
19 марта 2024
Валерий Бурт: «Парадокс – о приближающейся войне говорили многие, но многие же в нее и не верили…»

Валерий Бурт: «Парадокс – о приближающейся войне говорили многие, но многие же в нее и не верили…»

Беседа с автором очень необычной книги о войне
17.10.2018
Валерий Бурт: «Парадокс – о приближающейся войне говорили многие, но многие же в нее и не верили…»

– Валерий, у вашей книги, вышедшей в издательстве «Центрполиграф», достаточно говорящий заголовок: «Москва предвоенная, 1941 год. Жизнь и быт москвичей в годы великой войны». Сорок первый начинался, как вы пишете, как обычный год. Люди желали друг другу здоровья, успехов, надеялись на лучшее. Разумеется, они не ведали, что их ждет. А мы-то теперь все знаем, и потому с первых строк нас объемлет предчувствие беды, и по мере приближения к роковому июню – все сильнее...

– Такие же чувства испытывал и я, работая в архивах над документами. Мне бесконечно жаль было москвичей, которые жили обычными заботами и проблемами. Влюблялись, растили детей. Ходили в кино, парки, стремились попасть на театральные премьеры, болели за «Спартак» или ЦДКА. И не ведали, сколько несчастий и горя ждет их впереди.

Лично мне казалось, что я смотрю кинохронику и хотелось, чтобы как можно дольше не начиналась самая страшная часть «фильма» – о Великой Отечественной. Поэтому я старался найти как можно больше материалов о предвоенной Москве. Это были обрывки судеб, газетная хроника, фрагменты дневников простых людей и известных – Владимира Вернадского, Михаила Пришвина, Марины Цветаевой (она, между прочим, ютилась в коммуналке, где ей отравляли жизнь склочные соседи. Что им было до того, что она – великий поэт!)…   

В Москве царил в те годы оптимизм?

– Похоже, так. Писательница и искусствовед Нина Молева в своей книге «Баланс столетия» писала, что летом 1941 года в Москве было очень много детских праздников. Все испытывали восторг от «счастливого детства», от нового поколения, которому «идти», «достигать», «преодолевать». Этот восторг «заставлял забыть о тенях войны, мелькавших в печати, о гуле артиллерийских канонад и бомбежек уже в Европе».

Кстати, на торжествах для детей – поразительно! – был введен двойной конферанс – русско-немецкий. В почете были немецкие танцы, песни и немецкие же стихи. В школах немецкий был единственным иностранным языком. Лишь кое-где преподавали французский.

Но неумолимо приближался июнь сорок первого…

– Парадокс – о приближающейся войне говорили многие, но многие же в нее и не верили. Люди строили планы на лето, готовились к отпускам, решали, куда поехать – в Крым, на Кавказ или в Прибалтику. Странно, но, игнорируя тревожные сообщения с западных рубежей Советского Союза, в июне труппы многих московских театров отправились на гастроли в приграничные регионы. К примеру, МХАТ – в Белоруссию, куда повез спектакли «На дне», «Дни Турбиных», «Школа злословия» и «Тартюф, или Обманщик». Труппа Малого театра гастролировала по Украине. Вечером 21 июня московские артисты давали концерт в военных лагерях под Ковелем, близ польской границы.  

Этот беспримерный «десант» деятелей искусства был, вероятно, отправлен для того, чтобы успокоить людей: мол, на западных границах все спокойно: мы играем, танцуем и поем. Никакой угрозы нет и в помине!

В середине июня гостиница «Националь» подверглась нашествию германских «туристов». Они были молчаливы и деловиты. Последний немец торопливо выехал 21 июня и в спешке даже не заплатил за номер.

Кажется, о близком приходе войны точно знал только московский школьник Лева Федотов, который был уверен, что Германия непременно нападет на СССР. Он даже предсказал, когда это произойдет, и как будут развиваться военные действия! Он объяснял, что «эти мысли возникли у меня в связи с международной обстановкой, а сложить их в логический ряд и дополнить помогли мне рассуждения и догадки». Ну, просто на зависть кремлевским политикам во главе со Сталиным…

Обложка.jpg Тем не менее боевые действия остаются за пределами вашей книги. В ней только московский быт: как москвичи жили и выживали...

– Я стремился показать то время штрихами, в деталях, небольших зарисовках, комментируя события лишь изредка и лаконично. Старался быть беспристрастным, хотя читать документы того времени без волнения трудно. Многому удивлялся, поражался. Одни люди действительно мучились, жили впроголодь, трудились до изнеможения. И даже во время налетов не уходили в бомбоубежища. Другие же не испытывали проблем, жили сытно. И такие факты есть в моей книге. Несмотря на строгие запреты, работал черный рынок, где «трудились» спекулянты. Удивительно, но в Москве «выбрасывали» и вино, и пиво. Кто не мог достать спиртное, пили всякую дрянь, травились. Кстати, продолжали работать вытрезвители.

По городу слонялись мрачные, подозрительные типы, что-то высматривали. Диверсанты? Шпионы? Вероятно, их было немало. В книге я привожу потрясающий случай. В верхнем этаже дома на Моховой улице жила глухая и подслеповатая старушка лет семидесяти пяти. Она никак не могла усвоить правила светомаскировки. Ни управдом, ни милиция не могли с ней сладить. Однажды вечером во время воздушной тревоги в ее окне снова появился свет. Проходивший мимо патрульный выстрелил, и пуля попала в голову старушки.

Вошли в квартиру, вызвали врачей. Но помочь женщине уже ничем было нельзя – она была убита наповал. В приемном покое труп раздели и увидели, что это… мужчина лет сорока. Кто он такой был – осталось загадкой.

Вы разговаривали с людьми, которые жили и работали в столице в 1941 году?

– Конечно. Многие сходились в том, что страшно им было лишь в первые дни бомбежек, потом привыкли к душераздирающему звуку сирен, реву немецких бомбардировщиков, свисту бомб, постоянному ощущению опасности, не уходящему чувству голода, томительному, порой до истерики ожиданию писем с фронта. Казалось, от всего этого можно сойти с ума.

Конечно, случались срывы, люди отчаивались, были случаи самоубийств. Об этом – уникальные документальные свидетельства, в частности, врача «Скорой помощи» Александра Дрейцера, историка Петра Миллера, писателя Николая Вержбицкого.

Однако в целом москвичи вели себя стойко, мужественно, честь им за это и хвала. Последствия немецких бомбовых ударов горожане старались ликвидировать еще тогда, когда самолеты люфтваффе находились в московском небе. Гасили пожары, оказывали помощь раненым. Замечательно работали врачи «Скорой помощи», которые, презрев опасность, мчались на вызовы.

Практически сразу после воздушных налетов в Москву возвращалась нормальная жизнь – начиналась уборка улиц, открывались магазины, возобновлялась работа транспорта, люди шли на работу. К примеру, в Англии, также пережившей бомбардировки люфтваффе, такой четкой, слаженной организации обороны не было.

Словом, завоеватели встретили достойный отпор – спокойный, хладнокровный. Это была, как пелось в знаменитой песне, «ярость благородная». Ничего подобного в покоренных немцами странах Европы завоеватели не встречали.  

В то же время, в вашей книге есть и свидетельства трусости, в частности, среди литераторов, причем в среде членов коммунистической партии…

– И такое было… «Я видел бежавших из Москвы жен писателей и писателей, кричавших об опасности, о падении Москвы, - вспоминал писатель Аркадий Первенцев. – Они напомнили мне крыс, бегущих с погибающего корабля. И все люди, которые, бия себя в грудь, кричали о своей солидарности, люди, рвавшие куски побольше и пожирнее, бежали и предали народ».   

Иные писатели, потеряв чувство собственного достоинства, беспрестанно что-то клянчили. Они входили в высокие кабинеты, как писал переводчик Николай Любимов, «с таким “выраженьем на лице” – лице вышибалы из дешевого публичного дома, – и чего-то выпрашивали: кто – талончиков на завтрак, кто – талончиков на ужин, кто – “литерной карточки”, кто – “абонемент”»…

И все же, что вас действительно поразило во время работы над книгой?

– К слову, историей я увлекся еще в детстве, в классе четвертом или пятом. Когда учительница говорила, что завтра – сбор макулатуры, я, в отличие от своих одноклассников, радовался. Ребята ворчали, что надо будет ходить по квартирам, таскать в школу старье, а я предвкушал, что найду что-то интересное, узнаю о чем-то новом. Принесу домой пыльные, старые журналы, газеты, буду их читать, рассматривать фотографии. И – представлять…

Я вырос в советское время, учился по советским учебникам истории, читал «правильные» книги, авторы которых утверждали, что, как только началась война, все побежали в военкоматы, стали записываться добровольцами. Этот штамп использовали и позднее – да-да, все дружно, от мала до велика, пошли сражаться с проклятыми захватчиками.

А что, разве не было такого?!

– Ну, что вы! Патриотизм, конечно, большинство охватил, многие записывались добровольцами, рвались на фронт. Но, правды ради и в назидание, нельзя забывать и о другом. В московских военкоматах срывались планы призыва. В спецсводке управлений НКГБ и НКВД Москвы и Московской области, адресованной заместителю наркома госбезопасности Богдану Кобулову, в частности, говорилось: «В ходе мобилизации в г. Москве и Московской области продолжают иметь место отдельные недочеты. В Октябрьский райвоенкомат 24 июня подлежало явке 1800 человек, явилось же только 814… 24 июня подлежал комплектованию и отправке эшелон № 1042 в количестве 2300 человек. По вине военкоматов, не обеспечивших своевременную явку военнообязанных, эшелон отправился в составе 878 человек. Мособлвоенкомат и Мосгорвоенкомат не обеспечили явку 1772 человек…»

…Москвичей пытались отвлечь, от мрачных мыслей, вернуть, хотя бы ненадолго, в мирное время. Несмотря на бомбежки, не закрывался зоопарк. На стадионах кипели спортивные баталии, проходило первенство Москвы по футболу и шахматам. Работали кинотеатры, цирк, театры, библиотеки. Кстати, большой популярность пользовался роман Льва Толстого «Война и мир». Поразительно, но в Москве даже продолжал выходить журнал мод!

Шла заготовка овощей на зиму, на улицах укладывали асфальт, проходила реконструкция зданий. На улице Горького (ныне Тверской) в доме 15, корпус «г», открылся специализированный магазин хрустальных изделий. Хотя, казалось бы, кому они нужны были в то время?   

Но ведь известен и такой факт – некоторые москвичи… ждали прихода немцев. Об этом, понятно, предпочитали не вспоминать, но это же было…

– К сожалению. Комендант Москвы, генерал-майор Кузьма Синилов в ноябре сорок первого докладывал Лаврентию Берия: «В городе проживает много враждебного, антисоветского элемента, деятельность которого все больше активизируется по мере приближения фашистской армии к столице. За период с 20 октября по 2 ноября 1941 года расстреляно на месте – 7 человек, расстреляно по приговорам военных трибуналов  98 человек. Осуждено к тюремному заключению на разные сроки – 602 человека».

Кто были люди, ждавшие немцев? Конечно, те, кто пострадал от жесткого режима Сталина и мечтал о его крахе. Были затаившиеся враги советской власти, ее недоброжелатели. Хватало наивных, неумных, ждавших прихода немцев, не ведавших, какие бесчинства они творят на оккупированных территориях, какую страшную участь готовят Москве. Они говорили, мол, немцы культурная нация, они научат нас жить, наведут порядок.

Одна из москвичек вспоминала, как сосед по коммунальной квартире каждое утро выходил на кухню и с ехидной улыбкой спрашивал: «Ну что, завтра нам по радио скажут: “Гутен морген?”»

Знакомые литературоведа Эммы Герштейн обсуждали – уезжать из Москвы или оставаться? Собрались и уговаривали друг друга никуда не бежать. Языки развязались, соседка считала, что после ужасов 1937 года ничего хуже быть не может. Актриса Малого театра, родом с Волги, красавица, ее поддержала. «А каково будет унижение, когда в Москве будут хозяйничать немцы?» – спросили ее. «Ну так что? Будем унижаться вместе со всей Европой!» ответила актриса.

Да, такое, к сожалению, было. Но это – частности, эпизоды. Москва и москвичи готовились к длительной, тяжелой обороне, пылали ненавистью к врагу. Если бы немцы, не дай Бог, вошли в Москву, их ждали партизаны, подпольщики, которые остались в городе. Здесь было спрятано оружие, боеприпасы. Жизнь оккупантов превратилась бы в настоящий ад…

Известно, что когда колонны вермахта подошли к Москве, в городе стали уничтожать документы, портреты Ленина и Сталина. Началось воровство, мародерство. А радио транслировало веселую музыку и арии из опер. Наверняка многие уже потеряли надежду…

– Отвечу двумя цитатами. «Неужели так бездарно падет столица нашего государства? – вопрошал писатель Аркадий Первенцев. – Неужели через пару часов раздадутся взрывы и в воздух взлетят заводы, ТЭЦ, электростанции и метро? Ночью немцы не были в городе. Но этой ночью весь партийный актив и все власти позорно покинули город. Позор истории падет на головы предателей и паникеров… 16 октября не было никаких разговоров об обороне… Я утверждаю, что Москва была панически оставлена высшими представителями партии, или же комитет обороны был слеп и, сидя за кремлевской стеной, ничего не видел, что делается в городе. В ночь на 16 октября Москва была накануне падения. Если бы немцы знали, что происходит в Москве, они бы 16 октября взяли город десантом в пятьсот человек…»

Из записок ученого-филолога, профессора Леонида Тимофеева: «Итак, крах. Газет еще нет. Не знаю, будут ли. Говорят, по радио объявлено, что фронт прорван, что поезда уже вообще не ходят, что всем рабочим выдают зарплату на месяц и распускают, и уже ломают станки. По улицам все время идут люди с мешками за спиной. Рассказы о невероятной неразберихе на фронте. Очевидно, что все кончается…»

В октябре сорок первого германские танки были замечены в Химках и даже, по некоторым сведениям, в Тушине. Более того, немецкие мотоциклисты появились в районе Сокола!

– У меня есть неопубликованный рассказ о том, как 16 октября 1941 года немецкие десантники, преодолев советскую оборону, добрались до метро «Сокол». Они переоделись в гражданскую одежду, сели в поезд.

Немцы доехали до центра, пошли к Кремлю. Они с любопытством смотрят вокруг – на людей, исторические здания. Им надо стрелять, сеять панику, но они оттягивают этот момент. Они, враги, влюбились в Москву!

Разумеется, это фантазия, да и враги у меня слишком сентиментальные. Все было гораздо страшнее. Но до сих пор не проведено расследование той ситуации, едва не закончившейся катастрофой. Кто повинен в том, что Москва едва не была отдана врагу? Почему было допущено мародерство, массовое воровство? Кто проявил трусость, безволие, граничившее с предательством? Сталин, конечно, понимая, что большая часть вины лежит на нем, «забыл» московскую драму. И его последователи не стали ворошить прошлое…

Но нельзя не отметить, что власть в октябре 1941-го очень быстро опомнилась, сбросила оцепенение и стала наводить порядок…

– В Кремле трезво оценили обстановку, осознали, что и противник испытывает огромные трудности, несет большие потери, поняли, что Москву нужно отстоять! К тому же, Сталин остался в столице, а для многих это был знак, хороший знак!  

Взялась за дело милиция, которая стала быстро очищать город от грабителей, мародеров и прочей нечисти. Заработал транспорт, открывались старые магазины, появились новые. В них стали поступать продукты. У москвичей появился оптимизм. Может, люди о победе еще и не думали, но росла уверенность, что самое худшее – позади.

После контрнаступления враг был отброшен от столицы. В Москву возвращалась нормальная, человеческая жизнь, о которой горожане за полгода войны заметно отвыкли: после реставрации открылся Останкинский дворец, в Ботаническом саду зацвели орхидеи, для детворы стали устраивать новогодние елки.

Наступило 31 декабря 1941 года. Жители еще недавно осажденного, голодного и холодного города шли на праздник! В метро – множество людей, они улыбались и смеялись, как в мирное время. Им, пожалуй, впервые за много месяцев поверилось в лучшее…

Беседу вел Дмитрий Чудов

Специально для «Столетия»


Эксклюзив
18.03.2024
Максим Столетов
Запад поставляет Киеву тысячи ударных дронов
Фоторепортаж
13.03.2024
Подготовила Мария Максимова
В Ярославле открылся музей СВО


* Экстремистские и террористические организации, запрещенные в Российской Федерации: американская компания Meta и принадлежащие ей соцсети Instagram и Facebook, «Правый сектор», «Украинская повстанческая армия» (УПА), «Исламское государство» (ИГ, ИГИЛ), «Джабхат Фатх аш-Шам» (бывшая «Джабхат ан-Нусра», «Джебхат ан-Нусра»), Национал-Большевистская партия (НБП), «Аль-Каида», «УНА-УНСО», «ОУН», С14 (Сич, укр. Січ), «Талибан», «Меджлис крымско-татарского народа», «Свидетели Иеговы», «Мизантропик Дивижн», «Братство» Корчинского, «Артподготовка», «Тризуб им. Степана Бандеры», нацбатальон «Азов», «НСО», «Славянский союз», «Формат-18», «Хизб ут-Тахрир», «Фонд борьбы с коррупцией» (ФБК) – организация-иноагент, признанная экстремистской, запрещена в РФ и ликвидирована по решению суда; её основатель Алексей Навальный включён в перечень террористов и экстремистов и др..

*Организации и граждане, признанные Минюстом РФ иноагентами: Международное историко-просветительское, благотворительное и правозащитное общество «Мемориал», Аналитический центр Юрия Левады, фонд «В защиту прав заключённых», «Институт глобализации и социальных движений», «Благотворительный фонд охраны здоровья и защиты прав граждан», «Центр независимых социологических исследований», Голос Америки, Радио Свободная Европа/Радио Свобода, телеканал «Настоящее время», Кавказ.Реалии, Крым.Реалии, Сибирь.Реалии, правозащитник Лев Пономарёв, журналисты Людмила Савицкая и Сергей Маркелов, главред газеты «Псковская губерния» Денис Камалягин, художница-акционистка и фемактивистка Дарья Апахончич и др..