Пикап мчал нас минут десять по шоссе, потом свернул в поле. Минут через пять полковник остановил машину, сказав: «Отсюда пойдем пешком».
Мы шли в кромешной темноте по тропкам, известным только полковнику. Возле кустарников нас остановили:
— Стой! Кто идет?
— Весна, — ответил полковник, и мы пошли дальше.
Взбирались на холмы, спускались в лощины. Еще раза три полковник говорил «Весна», и нас пропускали дальше. Наконец, усталые, мы добрались до места. Это был передовой артиллерийский НП, выдвинутый почти на уровень нашего переднего края.
Утром и днем отсюда великолепно просматриваются немецкие позиции, занятые врагом высоты, дороги, ведущие к немцам.
Отсюда корректируется огонь нашей артиллерии. Отсюда кричат в телефон: «Пятьдесят метров правее! Тридцать левее! Ближе! Дальше! Здорово! Накрыто!» и т. д.
Полковник взглянул на часы и сказал:
— Через сорок минут начнется огневой налет. Вон там, сейчас еще не видно, чуть правее от нас, есть удобная высота. На ней немцы. Два раза мы пытались их сбросить с этой высоты, но они удержались. Сейчас попробуем в третий раз. Мрак уже рассеивается, и все будет, как на ладони. Следите за левым и правым скатами высоты — там немецкие огневые позиции, и не упускайте из виду обе лощины: оттуда пойдут в атаку наши. Слева выйдут моряки; командиром у них, кажется, Волков. Справа пойдут пехотинцы Мухамедьярова. Хороший командир. Железо.
Наступало утро. Мрак расползался. Уже видны были высота, лощины, скаты. Действительно, все — как на ладони. Полковник еще раз посмотрел на часы и с досадой сказал:
— Опоздание на полторы минуты.
Он сверил свои часы с часами корректировщика. Опоздание дошло до двух минут против назначенного срока. Полковник взял телефонную трубку, чтобы отвести душу, когда один за другим прошелестели в воздухе снаряды и один за другим раздались взрывы на высоте. А потом шелестящий звук в воздухе не прекращался. Высота окуталась черным дымом, и, хотя уже совсем рассвело, ни гребня, ни скатов, ни лощины, скрытых дымом, не было видно.
От частых разрывов землянка НП дрожала. Осыпалась земля и шевелились бревна — перекладины. Вдруг страшный взрыв и за ним частые дробные взрывы потрясли землю. Корректировщик упал на полковника.
— Взлетело минное поле, сейчас пойдет пехота.
Мы бросились к амбразуре. Из лощин выскакивали люди и бежали к высоте, выставив вперед винтовки. Быть может, они кричали — ничего не было слышно. На немецком минном поле все еще взрывались от детонации мины, все еще палила наша артиллерия. К этому адскому грохоту прибавилась яростная ответная пальба немецкой артиллерии и минометов. Их снаряды уходили далеко назад, за наши позиции. Первый залп минометов лег ровной лентой перед нашими атакующими бойцами. Видно было, как первый ряд бойцов засекся и лег на землю. Но следующие мины начали кучно ложиться в горле лощины, пресекая выход из нее новым эшелонам атакующих.
Наши бойцы, пробежавшие далеко вперед, опять поднялись и побежали. Немцы почему-то больше не беспокоили их, весь огонь минометов бушевал в горле лощины.
Холодный ветер занес в амбразуру горький дым. Тучи его на высоте начали рассеиваться. Полковник что-то крикнул, разобрать слов было нельзя. В это время из левой лощины показались человек семьдесят моряков в бушлатах и плащ-палатках. Они пробежали большой кусок поля и тоже засеклись. Ветер относил дым в нашу сторону. Возможно, перед моряками начали падать мины, и поэтому они залегли. Дым наползал все ближе и наконец закупорил горло лощины, из которой выбежали моряки. Высота очищалась от дыма. Стал виден горящий немецкий дзот. Наша артиллерия перенесла огонь за высоту и на ее противоположные скаты.
Вдруг сквозь вой и грохот послышалось слабенькое «ура». Красноармейцы приближались к правому скату высоты. Они шли теперь по обезвреженным минным полям. Перед ними взрывались маленькие ротные мины, поднимая фонтанчики земли. Видно было, как санитары и сандружинницы, сев на землю, перевязывали раненых или несли их на плащ-палатках. На левый скат высоты напирали моряки — их было теперь сотни полторы. Черные бушлаты моряков отчетливо выделялись на фоне подножья высоты.
В это время умолкла наша артиллерия. Но немецкая продолжала швырять снаряды далеко в наш тыл. На правом скате высоты показались красноармейцы; они карабкались вверх, хватаясь за кусты. Один боец забрался на самый скат, но едва выпрямился, как из его рук выпала винтовка, и он опрокинулся, ударился о камни, тело его медленно сползло к подножью. Но тотчас же следом за ним на скат выбрались трое других. Один из них швырнул гранату и залег. Потом все трое встали, крикнули что-то нашим вниз и побежали дальше по скату.
В это время с левой стороны высоты, которую атаковали моряки, показалась рота немцев. Они бежали навстречу морякам. Казалось, они искали рукопашной встречи. Контратаку немцев поддерживали станковые пулеметы. Их яростная дробь доносилась с левого фланга. Метрах в пятидесяти от немцев моряки залегли. Лежа, они стреляли в немцев, продолжавших идти вперед. Вдруг моряки снова вскочили и стремительно кинулись навстречу немцам. Несколько мгновений немцы продолжали идти вперед, потом застыли на месте. Через минуту черные бушлаты слились с зелеными шинелями. Шинели отделились, немцы побежали обратно. Их было уже вдвое меньше. Моряки ворвались на левый скат и исчезли из поля зрения.
Наблюдая за моряками, мы пропустили появление на поле боя третьего эшелона нашей атакующей пехоты. Точно пренебрегая немецким огнем, правда, заметно ослабевшим, бойцы шли почти в рост широким торопливым шагом. Теперь крики «ура», яростные и громкие, были хорошо слышны.
С самого гребня высоты били два немецких пулемета. Но что-то отвлекало их внимание: временами фронтальный огонь замирал на одну-две минуты. Очевидно, пулеметчики отбивались от наших бойцов и моряков, наседавших со стороны скатов. Немецкая артиллерия перенесла огонь с наших тылов сюда, на поле и лощины перед высотой. Дым взрывов опять начал прикрывать ее. Но на какую-то секунду мы увидели, как десятка три немцев с автоматами и винтовками бросились с гребня вниз и, не добегая метров двадцати; до наших бойцов, атаковавших с фронта, разбежались в стороны. На гребне почти одновременно показались черные бушлаты и серые – шинели. Это значило, что высота «в основном» была занята нашими бойцами. И сейчас же к высоте побежали наши бойцы, волоча за собой станковые пулеметы, побежали саперы и связисты, разматывая черные огромные катушки телефонных проводов. С высоты через поле и лощины несли раненых в батальонный медпункт.
Но стрельба из пулеметов и минометов все еще продолжалась, Теперь она велась на противоположных скатах высоты — оттуда мы выбивали укрывшихся немцев.
Моряки провели группу пленных немцев. Мы вылезли из НП поглядеть на них. Рваные и грязные, пришибленные, они проходили мимо нас. У ефрейторского (все солдаты в нем — ефрейторы) немецкого батальона отобрали укрепленную высоту, а батальон растрепали в клочья. Красноармейцы несли вслед за пленными автоматы и разорванное фашистское знамя ефрейторского батальона.
Полковник, ни к кому не обращаясь, сказал:
— Сик транзит глориа мунди.
По-русски это значит: так проходит мирская слава.
