Над лесом со свистом пролетают снаряды и где-то близко рвутся с коротким железным вздохом. В отдалении ведут свой нетерпеливый спор гулкие автоматы. Но в лесу все спокойно. Потрескивая, горят замаскированные костры. Лежа у костров, бойцы штопают обмундирование, порванное в боях осколками мин или в переходах по чащобам леса. Заняв оборону, они отдыхают после ожесточенных, больших сражений.
Журчит верховая вода, сбегающая к рекам. Последние облака уходят к горизонту и там громоздятся, наливаясь синевой сумерек.
Командир Ануфриев и комиссар Распопов лежат в шалаше, закинув руки под головы: то ли обдумывают завтрашний боевой день, то ли просто прислушиваются к слабому шуму ветра.
Откинув плащ-палатку, пригнувшись, в шалаш входит молодой лейтенант. Это Шурубей, разведчик.
— Люди готовы? — спрашивает Ануфриев, садясь на краю нар.
— Да, разведчики готовы к выполнению задания.
— Что-то тихо кругом — смотрите в оба.
— Мы наделаем шуму.
Шурубей — мастер активной разведки. Он любит изучать противника так, чтобы у того кости трещали. Вот и на этих днях разведчики учинили противнику небольшой разгром, принесли из глубины вражеского расположения пять автоматов, документы убитых фашистов и отличный бинокль, брошенный офицером. Теперь кто ни посмотрит на этот бинокль — обязательно улыбнется. Уж если командир немецкой разведки бросает бинокль, значит, действительно ему пришлось туго.
Шурубей садится рядом с Ануфриевым. Жарко у печки. Он расстегивает куртку. Поблескивает орден Красного Знамени на груди комсомольца Шурубея — орден, который был заслужен в этих лесах и здесь же вручен.
— Слышь, Шурубей, а хорошо бы посмотреть, что теперь делается там, на «Большой земле», — говорит командир.
Сегодня, в предмайский вечер, то и дело слышишь вопрос: «Что теперь делается там?» Там — в Казахстане, где над сиреневой степью уже летают беркуты. Там — под Казанью, у широко разлившихся царственных вод Волги.
— Хорошо бы, — отвечает Шурубей, — если бы в Москву попасть… Я бы, ей-богу, не стал ездить в трамвае. Все пешком бы. Чтобы больше увидеть. Но еще сильней я хотел бы попасть на родную Украину, под Житомир. Что теперь делается там? Живы ли мои старики? Вот если бы сбросили нас туда. Охота мне повоевать на родной Украине. Повоюем, правда, ведь?
Шурубей уходит к своим разведчикам. Первомайское утро он встретит где-нибудь в глухой чащобе, близ позиций противника.
Другие десантники встретят это утро в окопах, в засадах, может быть, в бою. Отдых одних, хотя бы и минутный, здесь охраняется бодрствованием других. Рядом с десантниками бьются партизаны. Вот и сегодняшний бой, последний апрельский бой, вели они. Фашисты пытались наступать на одну лесную дачу. Их было не менее трехсот. Пятьдесят партизан встретили их огневым ударом с замаскированных позиций, с короткой дистанции. Наступающие все же продвигались вперед. Это были солдаты из свежезаготовленных Гитлером полков. Как ни твори, апрель — весенний месяц.
Все попытки начать песенное наступление сорвались у гитлеровцев даже в их собственном тылу. Напрасны были угрозы фашистского командования в наглых листовках. «Матка, затирай квас, к маю буду у вас», — писали фашисты. Крестьянки качали головой: «Врешь, паршивец, не пустят тебя». И вот в последний день апреля фашисты попытались изобразить хотя и небольшое, но наступление. Они шли без шинелей, пытаясь изобразить собой прежних солдат, верящих в свою непобедимость. Партизаны не поверили им. Гитлеровцы бежали вперед с шумом и гамом, не хотели ложиться на мокрую землю. Партизанские пулеметы «уговорили» их лечь на эту землю навечно. Оставшиеся в живых бежали.
За огненным щитом десантников и партизан встречает 1 Мая советский район в тылу врага. Здесь работают все обычные районные учреждения. Райздравотдел привлек престарелых врачей, не могущих работать в армии, — они оказывают помощь населению. Уполномоченный комитета заготовок вместе с председателями колхозов и всеми крестьянами заботится об обеспечении бойцов продовольствием из местных ресурсов. Восстанавливается местная промышленность, разрушенная врагом. День и ночь крутятся жернова небольшой водяной мельницы.
В каждой деревне есть еще ручные жернова. Вот комсомолка депутат сельсовета Маруся М. мелет муку для раненых. Девушки наши умеют управлять трактором и комбайном. Слава им! Здесь, в тылу врага, когда встретилась необходимость, они не устают крутить ручные жернова.
Домик на краю деревни, полусожженный врагом. Хозяева возвращаются из перелеска, где они днем спасаются от фашистских бомбардировщиков. Несут свой скарб — то, что осталось после фашистских грабежей и теперь надо уберечь от фашистских бомб. Самовар, подушки. Пятилетний Витя несет шашки — отцовский подарок, трехлетняя Валя — котелок. Были дневные налеты бомбардировщиков на это село, и теперь здешние крестьяне с утра покидают дома. Есть деревни, которые фашисты бомбят ночью. Там колхозники с вечера уходят в поле, а утром возвращаются в дома.
Дети остаются поиграть на улице, но доносится из поднебесья гул самолета, и Витя, подхватив Валю подмышки, тащит ее волоком под крыльцо. Однако детская дерзость берет свое. Скоро, высунув носик, озорник смотрит из-под крыльца вслед самолету. И смеется торжествующе, радуется, что самолет не в силах найти его.
Дети входят в дом, укладываются спать. Мать берет ведро, чтобы сходить за водой.
Валя вдруг начинает плакать:
— Мама, не уходи. Ой, мама, не уходи.
Мать берет девочку на руки:
— Глупая, теперь фрицев нету. Убегли, немые дьяволы. Глупенькая, разве ты забыла: к нам слетели парашютисты?
Вскоре девочка засыпает.
В первомайские праздники дети наши всегда получали подарки, красноармейцы катали их на грузовиках. Сегодня нет обычных подарков. Но дети получили нечто большее, чем пакетики с гостинцами. Сегодня, в первомайскую ночь, парашютисты охраняют сон детей и самое их жизнь.
Спят Витя и Валя. Спят в этом же доме парашютисты. Спит политрук артиллерийской батареи Дементьев. Он только что с огневой позиции. Батарея послала сорок шесть горяченьких гостинцев туда, откуда противник пытался наступать.
Летчик Ковалев, инженер Строганов, бойцы стартовой команды идут на посадочную площадку. Сегодня, под 1 Мая, здесь ждут самолетов.
— Знаешь, я ведь по образованию агроном, — говорит Ковалев инженеру. — Вот разгромим врага, буду опять сеять пшеницу, люцерну, свеклу.
Еще побаливает правая рука Ковалева — засел осколок, но Ковалев давно уже водит самолеты.
В последний раз осматривается площадка.
Идут! Идут! Сильный огонь немецких зениток обозначает путь самолетов. Разноцветными звездами летят вверх трассирующие пули.
Гул мотора. Сделав круг, самолет садится и отходит в сторону со стартовой полосы. К летчику бегут десантники, чтобы расспросить, как там, на «Большой земле». Не объявлен ли еще первомайский приказ? Но прежде чем кто-нибудь успевает открыть рот, летчик, спрыгнув на плоскость самолета, спрашивает сам:
— Как тут у вас? Выдержали напор?
– Выдержали, брат, выдержали, — с радостью отвечают десантники. — Сами напираем.
Ну, а жизнь тут у вас какая? Бои-то, говорят, серьезные.
И он спрашивает, спрашивает.
И всем становится радостно оттого, что «Большая земля» так внимательна к людям, бьющимся в тылу врага.
Конечно, об этой борьбе, о жизни советских людей в тылу врага надо рассказывать и рассказывать. Это истинные герои. Каждая минута их жизни — подвиг. Десантники — гордость нашей молодежи, слава комсомола.
…Лечу на восток. Снизу медленно ползут к самолету разноцветные искры трассирующих пуль. Но вот линия фронта позади. Летчик ведет самолет на посадку. Быстро вырисовываются во тьме очертания лесов. Вот они уже курчавятся, вот уже поляна летит снизу под колеса самолета.
Теперь еще виднее, сколь огромен подвиг людей, ежедневно борющихся в тылу врага. Хочется сказать нашей молодежи: помните о наших славных парашютистах, которые громили врага в его тылу. Их подвиги — бессмертны.
Похожие записи:
Школа младших командиров перед отправкой на фронт
Дальневосточный фронт
Письма немецких жен на фронт
Кто обеспечивал телефонами фронт
Хаос первых дней войны: дорога на фронт лейтенанта
Куда и как путешествовали в средневековье?
Куда исчезло нацистское золото шахты Меркерс
Куда пропал золотой клад фельдмаршала Роммеля