В истории русско-японской войны 1904-1905 гг. есть малоизвестная, но героическая страница, связанная с попытками японского флота заблокировать вход в гавань Порт-Артура. Решив запереть российскую Тихоокеанскую эскадру в её собственной гавани, враг предпринял за два с небольшим месяца серию отчаянно дерзких атак. Японцы шли на своих судёнышках, готовые сами погибнуть, но затопить русских в «бутылочном горлышке» Порт-Артура. Японскому самоубийственному натиску наши соотечественники противопоставили свои мужество и хладнокровие и сумели сорвать планы самураев. Было это ровно 120 лет назад.
Предтечи камикадзе
Начало войны с японцами оказалось для России неудачным. Добившись эффекта внезапности, японские миноносцы в ночь на 9 февраля (27 января по старому стилю) 1904 года атаковали Тихоокеанскую эскадру, стоявшую на внешнем рейде Порт-Артура. Они нанесли тяжёлые повреждения двум лучшим русским броненосцам «Цесаревич» и «Ретвизан» и крейсеру «Паллада», надолго отправив их в ремонт. Чуть позже русские моряки после боя с эскадрой адмирала Уриу сами уничтожили свои крейсер «Варяг» и канонерскую лодку «Кореец», заблокированные в корейском порту Чемульпо. 11 февраля были потеряны минный заградитель «Енисей» и крейсер «Боярин», что обидно, они взорвались на собственном же минном заграждении, выставленном «Енисеем».
Такие успехи вызвали у японцев желание покончить с российской эскадрой одним-единственным ударом. Была начата операция во вполне самурайском духе: к трём часам ночи на 24 февраля к внешнему рейду Порт-Артура приблизился отряд из пяти пароходов, груженных камнем. План был прост: прорвавшись в узкое «бутылочное горлышко», соединявшее внутренний рейд со внешним, самозатопиться там, закупорив для русской эскадры выход в Жёлтое море. «Выход очень узок, и, если нам удастся его запереть, мы преспокойно расстреляем русских в их норе», – рассуждал японский морской офицер Нирутака.
Русские сторожевые суда обнаружили пароходы противника загодя. Но те шли так уверенно, что поначалу их приняли за ожидаемые в Порт-Артуре транспорты с углем и другими запасами. Сорвал вражеский план командир «Ретвизана» Эдуард Щенснович. Севший после подрыва японской торпедой на мель у северного склона Маячной горы, этот броненосец был включён в систему обороны рейда. Щенсновичу показалось странным, что приближающиеся пароходы выстроились в линию фронта, словно собираются все одновременно подойти к узкому входу в Порт-Артур. Ведь коммерческим судам было бы естественнее двигаться в кильватере, т. е. друг за другом, так как в Порт-Артур, особенно ночью, возможно было входить только поодиночке. «Ретвизан» открыл огонь.
Русский офицер Владимир Семёнов, служивший тогда на вспомогательном крейсере «Ангара», воспоизводит свои впечатления о той ночи: «Видно было, как крепостные прожекторы своими лучами словно что-то искали в море. На окрестных батареях, обращённых к нам тылом, двигались взад и вперед светящиеся точки – должно быть, бегали люди с фонарями, готовились к бою, но батареи молчали. С моря ответных выстрелов не было». Сначала, по словам Семёнова, «пальба велась с перерывами, неуверенно», но потом стала куда более интенсивной и мощной, когда почин «Ретвизана» поддержали дежурные миноносцы, сторожевые катера и береговые батареи.
Вражеские пароходы частично были потоплены на рейде, частью выбросились на мели под берегом. Ближе всего к цели оказались два из них, двигавшиеся прямо на «Ретвизан». Один из них лишь немного уклонился вправо и затонул под возвышенностью Золотая гора. Другой же, водоизмещением в 4 тысячи тонн, забрал левее и выскочил на берег у южного склона Маячной горы, не дойдя до «Ретвизана» каких-нибудь 100 сажен. «Если бы эта масса врезалась в искалеченный, полузатонувший броненосец, то вряд ли ещё оставалась бы надежда на его спасение! Если бы даже таранный удар не произвёл непосредственно надлежащего эффекта, то, во всяком случае, одно соседство, борт о борт, этого гигантского костра представляло огромную опасность даже и для современного броненосца с его угольными ямами, запасами всяких горючих материалов, а главное – с его артиллерийскими и винными погребами…» – ужасался Семенов задним числом.
Однако путь японского брандера прервало удачное попадание снарядного осколка, сбившего цепь, поддерживавшую на месте его левый якорь. Якорь упал, цепь натянулась, уводя брандер влево – и он выскочил на берег. Потом русским морякам пришлось тушить пожар на этом пароходе. «Уголь, наполнявший его трюмы, был смочен керосином, так что в борьбе с огнём вода оказывалась бесполезной. Приходилось засыпать его землей. Тут и там в толще угля были заложены небольшие мины, частые взрывы которых сильно препятствовали успешному ходу тушения пожара. Не обошлось без жертв. В общем, работали, как на вулкане, потому что под слоем угля могла скрываться и какая-нибудь грандиозная мина, только ждавшая своей очереди…» – делится Семенов.
За дело берётся Макаров
8 марта в Порт-Артур прибыл новый командующий Тихоокеанским флотом вице-адмирал Степан Осипович Макаров. Будучи человеком крайне энергичным и талантливым, Макаров (любовно прозванный на эскадре Дедом) сразу же занялся укреплением системы обороны крепости. В частности, затопленные японские пароходы превратились в элементы укреплений, призванных обеспечить безопасность выхода из внутреннего бассейна на внешний рейд. В этих же целях для защиты «бутылочного горлышка» россияне затопили и несколько своих пароходов, поставили минные заграждения и мощные боны. Согласно схеме, разработанной Макаровым, была создана постоянная активная оборона рейда из береговых батарей, канонерских лодок, дежурного крейсера, миноносцев и катеров. Специальной инструкцией определялся характер их совместных действий при обнаружении противника.
Все эти меры пригодились совсем скоро. Вторую попытку закупорочной операции японцы предприняли в ночь на 27 марта (14 марта по ст. ст.), бросив к Порт-Артуру четыре парохода, груженных камнем. «Началось в 2 ч. 20 мин. пополуночи. Та же картина, что и прошлый раз, с той лишь разницей, что теперь никто не сомневался в истинных намерениях приближающихся пароходов, и сразу же огонь открылся по всей линии. Правда, «Ретвизана» уже не было на старом месте, но зато в проходе стояли "Бобр" и "Гиляк", а из-под Золотой горы стреляла батарея 120-мм пушек, снятых с "Ангары"», – свидетельствует Семенов. Отражением атаки лично руководил Макаров, прибывший на канонерскую лодку «Бобр».
Японские пароходы были потоплены на рейде огнем канлодок «Гиляк» и «Бобр», дежурных миноносцев «Сильный» и «Решительный», паровых катеров с судов эскадры и приморских батарей. Один из пароходов был подорван торпедой с «Сильного», а второй – торпедой с «Решительного». Нирутака, командовавший одним из торпедированных пароходов, вспоминает: «От сотрясения мы все моментально попадали, и я совершенно оглох на несколько секунд от страшного удара. Долго рассуждать было некогда, так как судно быстро опускалось в воду носом. В следующую минуту мостик был уже в воде, а вместе с ним и я. Я старался изо всех сил уплыть подальше от парохода, так как слышал, что водоворот от оседающего на дно судна очень опасен». На сей раз удача ему улыбнулась, и Нирутака сумел выбраться в шлюпку, которую брандер тащил за собой на буксире. Но спустя несколько недель он погиб под Порт-Артуром.
Вторая попытка японцев загородить выход из Порт-Артура. Цветная литография, 1904 г.
Покончив с брандерами, россияне вступили в схватку с японскими миноносцами, сопровождавшими пароходы-смертники. Один из вражеских снарядов перебил паропровод на «Сильном». Это был критический момент – вырвавшийся столб раскалённого пара обварил насмерть семь матросов машинной команды и инженер-механика Василия Зверева. Тем не менее миноносец смог малым ходом добрался до Золотой горы под защиту её батарей. А около 6 часов утра 27 марта с наступлением прилива русская эскадра вышла на внешний рейд, продемонстрировав появившемуся японскому флоту тщету закупорочной операции. После короткой перестрелки противник отступил, скрывшись за горизонтом, а русские вернулись в Порт-Артур.
«Вторая попытка японцев заградить вход в Порт-Артур благодаря энергичному отпору морских и сухопутных сил, потерпела такую же неудачу, как и первая, и вход в порт остался совершенно свободным», – отмечал командующий.
«Партитура гениального композитора»
Степан Осипович Макаров погиб 13 апреля вместе со своим флагманским броненосцем «Петропавловск», налетевшим на японскую минную банку. Однако выстроенная им система обороны Порт-Артура ещё раз сработала в ночь на 3 мая, когда японцы в третий раз попытались провести закупорочную операцию. Командующий объединённым японским флотом Хэйхатиро Того дал команду на эту операцию с целью обеспечения высадки 2-й японской армии на Квантунский полуостров у города Бицзыво. Того опасался, что русский флот, выйдя в море, может сорвать десантную операцию. Впрочем, царский наместник на Дальнем Востоке Евгений Алексеев, временно прибывший в Порт-Артур, чтобы заполнить собой вакуум власти, образовавшийся после смерти Макарова, никакой контроперации не планировал, ибо являлся человеком безынициативным и не слишком талантливым.
На сей раз японцы отправили в атаку 12 брандеров. «Это была третья, наиболее отчаянная, попытка японцев запереть Порт-Артур. Несомненно, что через своих шпионов они знали не только о неудаче предыдущей попытки, но и о всех мерах, принятых нами к предотвращению новой. Они знали, что теперь уже нельзя попросту взять прямой курс ко входу, но надо идти по искусственно созданному фарватеру. И вот – под бешеным огнём батарей и сторожевых судов – их миноносцы подошли к поворотным пунктам и стали маячными судами, указывая дорогу заградителям…» – вспоминал Семёнов. Как и в прошлые разы, японские брандеры встретил огонь российских кораблей – миноносцев «Скорый», «Сердитый» и «Бесшумный», канонерских лодок «Отважный», «Гиляк» и «Гремящий» и береговых батарей.
Восемь японских пароходов были потоплены на рейде или выбросились под берегом, не достигнув прохода, остальные отвернули. «…Уже второй раз блестяще оправдала себя система отражения атаки брандеров, детально разработанная при Макарове и объявленная его приказами. Береговые батареи, сторожевые и охранные суда и шлюпки действовали как по нотам. Наместнику, прибывшему на "Отважный", оставалось только наблюдать за тем, как разыгрывается пьеса по партитуре гениального композитора – нашего дорогого Деда», – не без грусти отмечал Владимир Семенов.
Позже официозная пресса до небес превозносила бездарного адмирала Алексеева за то, как он якобы геройски руководил отражением этой атаки брандеров, «с которых сыпался град из поставленных на них пулеметов» («Русская Старина», апрель 1907 г., стр. 71). Более того, за своё «геройство» он получил орден Святого Георгия 3-й степени. Но В. Семёнов иронизирует, указывая, что «Отважный» стоял во второй линии обороны, на него этот «град» никак не сыпался, так что «драгоценная жизнь наместника не подвергалась никакой опасности». Так или иначе, по словам Семёнова, «благодаря Богу выход в море остался свободным, и вновь затонувшие японские брандеры только усилили подводный бруствер, созданный Макаровым из затопленных пароходов, делая новую попытку заграждения почти безнадежной».
Именно поэтому такой попытки японцы больше так и не предприняли вплоть до самого конца обороны Порт-Артура, продолжавшейся ещё семь месяцев…
Читайте нас в Яндекс.Дзен и Telegram
