Воспоминание о друге детства

Турецкий Иван Дмитриевич

Накануне майских праздников в редакцию сайта «Отвага» пришло письмо от Екатерины Бакаевой. Она просила опубликовать к Дню Победы рассказ о войне своего отца, инвалида Великой Отечественной войны, командира разведывательной роты, старшего лейтенанта, Турецкого И. Д.

Мы исполняем ее просьбу. Надеемся, что люди новых поколений никогда не забудут о той войне, о цене, которую заплатил за нее весь наш народ.

 

- Дедушка, скажи, почем у тебя

повязка на глазу, морщины на

щеках и шрамы на лбу?

- Милые друзья мои,

это – следы тяжелого труда

и жестокой борьбы…

 

 

Турецкий Иван Дмитриевич, Гв. лейтенант Командир разведки 24-ого Гвардейского Воздушно десантного стрелкового полка. Род. 05.01.1919 г. в с.Верх-Камышенка, Заринского района, Алтайского края. Инвалид Великой Отечественной войны.

Иван Дмитриевич потерял глаз на фронте. Его разведгруппу, которая десантировалась в тыл врага, обнаружили немцы и расстреляли в воздухе. Тяжело раненого разведчика позже подобрали свои солдаты. Потом — долгое лечение в госпитале. В настоящее время ему исполнилось девяносто четыре года.

 

 

От осенних заморозков и холодных ветров корчится осиротевшая земля. Шершавым языком непогода слизнула божественную красоту осени. Листья деревьев последним дыханьем туманной дымкой окутали округу. Желтым ковром легли на землю. Голые ветки покрылись тонкой пленкой льда. Зябко звенят, на шершавом северном ветре, неистово вызывают холодную дрожь по всему телу. Дымчато-оранжевая тучка, как лохматый сибирский кот крадется между звезд по мутному небу, предвещая непогоду. Грузные пестрые тучи низко плывут по горизонту, как дойные коровы по цветущему лугу. К вечеру мохнатые снежинки, как гнус закружились в воздухе, белой пряжей соткали всю округу, молочной пеной повисли на деревьях и игровых снарядах двора.

Чтобы лучше увидеть приход зимы я вышел на балкон. Влетающие в форточку снежинки покружились в воздухе, как оборотни, и мелкими росинками падали на щеки, вызвали неприятные ощущения. Стая голубей прилетела к скамеечке на дворе в надежде чем-то поживиться. Посередине двора склонилось кряжистое дерево. Сучьями, согнутыми от снега, своими ветками касалось земли, служило стартовой площадкой к вершинам других деревьев. Я помнил, Роман, как ты с друзьями лазал по ним, какое вы испытывали удовольствие в этом. Видя все это, я вспомнил друга своего детства – Гришку. Он говорил: «я залезу на самую вершину самого высокого дерева и заиграю на своей балалайке так, так что все певчие птицы из округи слетятся ко мне, образуя сводный птичий хор, прославляя непревзойденную красоту природы и неповторимое ее творение человека».

Думал ли в это время этот обаятельный талантливый мальчик, что через каких-то десять лет слепая юношеская любовь приведет его по кровавой дорожке штрафного батальона в седую вечность, не оставляя о себе доброй памяти потомкам. Я вспомнил тропинку, по которой Вы бегали с Наденькой, она была уже под снегом. В голубом сарафанчике на фоне высоких деревьев она казалась Дюймовочкой. С распущенными косичками бежала за тобой. И какая-то невидимая тоска сдавила душу мою и невольно слеза закрыла взор мой на божественную картину прихода зимы. Но я увидел добрую сказку о далеком и близком мне детстве, о счастливой юности, овеянной первой любовью. Но война в крови и слезах утопила память мою о невозвратном прошлом.

Второй год льется солдатская, невинная детская и мирного народа кровь. Из госпиталя я возвращался в свою действующую часть на фронт, железнодорожная станция гудела, как пчелиный улей при роении. Группа офицеров и солдат, стоя у летнего буфета в сопровождении баяна, пела песню о походе Ермака. Десятки мужских голосов и звуки баяна слились в грозную бурю народного гнева, призывая к смертельной борьбе. На перроне в окружении молодежи группа матросов выбивала «яблочко», сопровождая полундрой, боевым кличем морского флота и смертельным страхом для врагов. Разношерстная шумная толпа провожающих прижала к перилам призывников без головных уборов. Наклонив стриженые головы слушали они напутственную проповедь священника. В позолоченном подряснике, с образом Божьей Матери на груди, с крестом в руках, седые кудри ниспадали на плечи ему. Он олицетворял апостола низвергающего образом нечистую силу.

Горькая накипь выплеснулась из толпы – женский плачь. Вероятно, получившая похоронку, провожала сына отомстить за отца.

Неодержимая Русская душа при любой обстановке не расстается с песней и пляской. Девушка под гармонь задорно пела, провожая милого в армию: «я наказ даю: беспощадно бей врага за Родину и любовь мою». Вся обстановка станции призывала к неумолимой победе над врагами.

Я пробирался к воинской кассе обменять лидер на проездной билет, как услышал знакомую мне мелодию. Войдя на вокзал, я увидел музыканта, исполняющего ее на скрипке, он кивнул головой, приветствуя меня, и продолжал играть. Это был Гришка!

Неповторимая мелодия унесла меня в далекое детство. К вековому дубу, стоявшему посередине двора, о котором я когда-то писал. На могучих сучьях дуба, под крышей зеленого шатра, как в спортивном зале клуба играла наша детвора. Как по канату, по тонкому сучку, мальчик с палкою идет к стволу. На обратной стороне ствола девочки венчают с кошкою кота. Кукушка мимо пролетела, на любимый сучок не села – увидела издалека, что на нем играет детвора. «Христа предатель» воробей сразу к дубу прилетел, между листьев притаился, смотрит чем бы поживиться. Но увидел кошечку с котом, чирикнул и был таков. Из-за туч луна ревниво на влюбленную пару глядит – на скамейке возле дуба парень сидит с девочкой, и нельзя сказать, чтобы красивый, но вообще можно полюбить. И про девочку не скажешь, что привлекательная в красе, но если ей в глаза заглянешь, утонешь в этой синеве. Как в любви ей объяснялся, слышал ветер, да она поцелуем и объятьем ответ ему дала. А что дальше было – это тайна бытия, это видела зарница да украдкою луна. Ни кому об этом не сказала, что с пареньком сидела их младшая сестра. Я наблюдал за дубом и за кошкой, и вспоминал детство и молодость, повторяя «остановись прекрасное мгновение, не уноси с собою время», но не послушало меня оно, и ушло, это очаровательное мгновение в вечность.

Очарованные музыкой люди, не услышали сигнала о посадке. Когда сильнее ударил колокол, музыкант перестал играть, толпа дрогнула и началась посадка. По стихийно образованному проходу ему помогли сесть через двери в пульманский вагон, приспособленный для перевозки людей. Сесть ему через двери вагона не было никакой возможности. Даже крыши вагонов, были облеплены людьми, как мухами грязный стол. Я подошел к окну, две пары сильных рук помогали мне влезть в вагон через окно. Гриша, пригласил меня сесть с ним рядом на нижнюю полку двухъярусных нар.

Всю ночь до рассвета мы проговорили с ним. Утром он заснул, а я подошел к окну – в утреннем рассвете мне показалось, что не поезд идет, а земля со всеми ужасами воины движется на меня, как будто говорит: «смотри и запомни». Разломанные трубы у сгоревших крестьянских хат зияли черными пастями от дыма, как скорбные памятники среди пепла и железной кухонной утвари. Едкий запах дыма, дымившего на развалинах элеватора, слезоточил глаза и захватывал дыхание. Дымящие развалины скотных дворов чадили навозной гарью и жареным мясом от сгоревших на привязи коров. Ветряная мельница за развалинами крытого тока как маятником болтала разбитым крылом.

Проводник объявил: «следующая остановка «Н». Кто-то со вздохом сказал, что недавно справляли полувековой юбилей этого молодого промышленного города. Проезжая по его территории я увидел не развалины города, а сплошное месиво бетона и железа с землей. Кое-где — кровавые лоскутья одежды с частями человеческих тел висели на торчащей арматуре железных плит. На краю города на развалинах доменной печи вокруг костра толпились чудом уцелевшие люди, вероятно готовившие себе еду. Вечно враждующие между собой собаки и кошки терлись возле их ног.

В загородном парке, меду насажденными фруктовыми и декоративными деревьями, простреленными пулями, на широких аллеях в два ряда прямыми бесконечными линиями торчали березовые кресты. На некоторых из них висели немецкие каски,
как посмертная награда немецким солдатам. Мне показалась, что под крестами не земляные холмики, а трупы фашистских рыцарей, не кресты, а копья и мечи торчали из их трупов, сделанные Русскими умельцами. Гордость за свой народ, и за его армию уверила меня в неизбежную Победу. История не знает такой силы, чтобы победить его. Уже который год земля ждет пахаря, он приходит, но не сеять зерно, а защитить ее от врага. Если придется — героически пасть на грудь ее и выметнуться колосом в потомках.

Доехал до станции моего назначения. При расставании Гришка сказал: «встретимся на Параде Победы». Но ни он, ни я тогда не знали, что в День Победы он будет лежать в земле, а я с разбитой головой и потерянным глазом буду лежать в госпитале.

После госпиталя я был, направлен в другую часть и был назначен на должность командира разведывательной роты. Часть стояла в активной обороне, отвлекая на себя врага. На левом фланге ее передовой линии был оборудован саперами наблюдательный пункт. Изучая местность, я увидел солдат, ползущих по нейтральной полосе к передовой, волоча за собой попарно на парашютных стропах бревна. Откуда-то низко пролетела «рама», захлопали наши зенитки, но она была уже на недосягаемом расстоянии. Опоздали наши девочки, подумал я. Но вот немецкие мальчики не опоздали — навесным огнем с шестиствольного миномета («Андрюшка») смешали обломки бревен с телами ползущих солдат и с землею. От свежего запаха крови и пороховой гари кружится голова. Луна из-за черной тучи поглядела на эту ужасную картину, отодвигая ее, как занавес. Как бы показывая Богу, говоря, «погляди на своих чад, что они делают со своими собратьями, с крестом на пряжках ремней, которой сын твой нес ради мира на земле». Но Всевышнему, было не до этого, он и на небе не мог разделить власть с сатаной.

В своих рассказах я писал: «О, Боже правый, как разумно все создал, но не спал и враг лукавый, карты все потасовал, оказался похитрей, набрал больше козырей и пошла ва-банк Земля, коном правит Сатана». Наблюдая, я увидел ползущего в нашу сторону солдата. Он то поднимался на четвереньки, то падал на грудь, впиваясь пальцами в землю — продвигался вперед. Посланный ему навстречу солдат помог добраться до нашего убежища. Когда внесли его в наблюдательный пункт, то по лицу его нельзя было определить не то что личность, но и возраст человека. Лицо, обросшее бородой, покрытое грязью с кровью, похожее на смертную маску. Фельдшер осмотрел его и направил для дальнейшего досмотра в санбат. Какие-то чувства подтолкнули сопровождать его. В санбате хирург осмотрел его и спросил: «это ваш солдат?». «Нет, — ответил я, — но какие-то чувства притягивают к нему». Тогда он сказал, «в таком случае ждите», и распорядился приготовить его к операции.

Раненый попросил пить. Что-то екнуло во мне, я подошел к нему, он открыл веки и мутными глазами, как художник исследует натуру, осматривал меня с ног до головы. Потом тихо, как бы сожалея, сказал: «Иван, и ты тут». Тогда я понял, что это Гришка! Осторожно обнял его, неловко, по-своему поцеловал его соленную от крови и слез щеку. Тогда хирург отозвал меня и тихо сказал, что ему недолго осталось жить, а потому разрешает поговорить с другом.

Он, поддержанный уколами, рассказал о прохождении службы в штрафном батальоне, если можно назвать это службой.

– Я не стану повторять унижения и мучения человека, дабы не отбить у тебя охоту к жизни. А вот как попал в штрафной батальон, поведаю.

После нашей разлуки поезд, в котором мы ехали немцы разбомбили, и тем самым, не допустили до линии фронта. Оставшихся в живых солдат отвели в прифронтовой поселок для формирования и пополнения состава. Штабных работников разместили по квартирам — он работал писарем в строевой части. С квартиры, куда он попал, молодая дочь лесничего, уже солдатская вдова, увела его на кордон. После формирования часть ушла ночью по тревоге на фронт. А он, опьяненный любовью и самогоном, крепко спал, не услышал сигнал тревоги. Она не разбудила его и не сказала посыльным о его местонахождении. Знала ли она, что слепая ее любовь подвергает его смертельным мучениям.

На второй день патрули, еще не доспавшего, привели его в комендатуру. Военный трибунал, как дезертира приговорил его к отбыванию наказания в штрафном батальоне. И с тех пор пошла его служба по кровавой дороге штрафбата, в конце которой в истории его службы было написано: «боец штрафного батальона Колмыков Григорий Семенович, рождения 1917–го года умер от ранения в живот, — посмертно реабилитирован».

Ты не играл свое веселье, не нес к постели невесту на руках, в какой стране твоя могила, в чьей земле покоится твой прах? И в дни поминания никто могилу слезой не окропит.
Только ветер-перелет в траве забвенья печально зашуршит.

Была Великая война, сколько крови пролито, нет тому мерила. Кровью народа остановил и победил фашистов Союз Советских Социалистических Республик — врагами нерушим!

Лучшие артисты всех жанров нашего Советского Союза в день Победы давали концерты в госпиталях. Я с проникающим ранением правого глаза, и слепым ранением шеи и плеча с контуженым мозжечком и коры головного мозга лежал в реанимации. От нестерпимой боли мне тогда было не до концертов.

После выздоровления при выписывании из госпиталя мне вернули боевые награды и документы, которые я сдавал для хранения, так как в разведку вменялось идти без документов, обличающих личность военнослужащего. В том же самом обмундировании, слегка постиранным в госпитале, я возвращался домой. Мама перестирывала мою гимнастерку со слезами на глазах, целовала ее, потому что, на ней была и ее материнская кровь.

Но некогда было расслабляться. С такими же инвалидами, раны которых еще не зажили, но душа и руки которых тосковали по мирному труду, мы начали восстанавливать разрушенное войной сельское хозяйство. Пять лет эту землю пахали только старики, женщины и дети. А мы тосковали по ней, и в перерывах между боевыми атаками в блиндажах и окопах, мечтали о ратном труде, во благо нашего народа.

А дальше пошла моя мирная трудовая жизнь, о которой я написал в повести «Моя земля».

 


Поделиться в социальных сетях:
Опубликовать в Одноклассники
Опубликовать в Facebook
Опубликовать в LiveJournal
Опубликовать в Мой Мир


При использовании опубликованных здесь материалов с пометкой «предоставлено автором/редакцией» и «специально для "Отваги"», гиперссылка на сайт www.otvaga2004.ru обязательна!


Первый сайт «Отвага» был создан в 2002 году по адресу otvaga.narod.ru, затем через два года он был перенесен на otvaga2004.narod.ru и проработал в этом виде в течение 8 лет. Сейчас, спустя 10 лет с момента основания, сайт переехал с бесплатного хостинга на новый адрес otvaga2004.ru