Подвиг сержанта Магомаева

С Муслимом Магомаевым я познакомился в начале семидесятых, когда служил в бакинской окружной военной газете «На страже»: однажды певец побывал в нашей редакции, и я написал об этом заметку. Потом я поступил в военную академию, а по её окончании попал в газету «Красная звезда». Как-то в отдел информации ко мне пришёл полковник в отставке Георгий Гаврилович Похлебаев, узнавший о моем знакомстве с Муслимом. С этого все и началось…

Фронтовика привела в редакцию небольшая заметка, опубликованная в одном из крымских еженедельников, в которой утверждалось, что отец известного певца Муслима Магомаева погиб и похоронен в Польше. Но всё дело в том, что Георгий Гаврилович командовал в годы Великой Отечественной войны 823-м артиллерийским полком 301-й стрелковой дивизии, где служил старший сержант Магомет Магомаев (на фото) и поэтому знает точно: разведчик погиб в Германии, невдалеке от знаменитого Трептов-парка. Там же и похоронен. О чём он, Похлебаев, написал родним и близким сержанта. А это не пустяк, мимо которого можно пройти фронтовику стороной и как бы ничего не заметить.

Автор материала, опубликованного в газете, внушал доверие и слогом, и ученой степенью кандидата искусствоведения. С другой стороны, у меня не было никаких оснований сомневаться в искренности бывшего фронтового офицера-артиллериста, который, кстати, отлично помнил то грозовое время и довольно обстоятельно отвечал на все мои перекрестные вопросы, в том числе и на самый очевидный: а почему вы до сих пор нигде и никому не говорили, что в вашем подчинении практически всю войну служил отец Магомаева?

Похлебаев, помнится, даже удивленно пожал плечами. Да не приходилось, дескать, как-то. И что в том такого особенного? Откровенно говоря, он бы и дальше помалкивал, не попадись ему случайно на глаза злополучная публикация-фальшивка. И вообще не о нём тут должна вестись речь. Важно, чтобы была восстановлена справедливость в отношении бойца, который хоть и не стал официально героем, но достоин этого высокого звания.

Более того, Георгий Гаврилович даже подготовил и отправил в вышестоящий штаб представление на звание Героя Советского Союза для Магомета Магомаева за один из боёв.

Однако по разнарядке на его полк не пришло столь высокой награды. Было, оказывается, и такое во время той войны: многие бойцы не получали заслуженных наград из-за бюрократической проволочки!

Мы обменялись с Георгием Гавриловичем координатами. Я твердо пообещал фронтовику разобраться во всей этой истории. Для начала отправился в Центральный архив Министерства обороны СССР. Поиск мой не занял много времени, поскольку на руках имелись достаточно полные изначальные данные. Вскоре я уже списывал из «Алфавитной картотеки безвозвратных потерь сержантов и солдат Советской Армии за 1941-1945 годы» следующие сведения: "Командир отделения разведки 823-го артиллерийского полка 301-й стрелковой дивизии старший сержант Магомаев Магомет Муслимович, 1916 года рождения, член ВКП (б), уроженец города Баку, улица Январская, дом 19/113, призван Бакинским ГВК. Убит 24.04.45 г. Захоронен на северо-западной окраине стадиона города Кюстрина (Германия). Основание: входящее - 69002 С от 27.06.45 г.".

Таким образом, бывший командир артиллерийского полка Похлебаев оказался прав. Мне оставалось сообщить коллегам о допущенной их автором неточности и на том поставить точку. Однако перед этим я решил разыскать Муслима Магомаева и узнать: а известна ли ему эта история?

Конечно, Магомаев не помнил наших бакинских встреч: подобных общений у него было до невероятности много. А что касается отца, то Муслим, оказывается, знал, что он погиб в Кюстрине. Но тут целая история, которую в двух словах не изложишь. Ежели вкратце, то случилось так, что боевые друзья отвезли и похоронили своего однополчанина на территории Польши. Почему - точно не установлено. Вот и получилось, что в архив ушли одни данные, а в семью Магомаевых - другие. Но и это ещё не всё. На плане, сделанном сразу после захоронения отца, его могила была точно привязана к железнодорожному полотну, проходившему возле небольшой польской деревеньки. Откуда было знать исполнителю карты, да и родным Магомаева, что железнодорожное полотно, сама деревенька вскоре будут снесены по планам "социалистического переустройства Польши". Поэтому первоначально поиски могилы Магомаева велись сразу в нескольких воеводствах.

Понадобилось немало времени, пока, наконец, польские товарищи установили точно: местность, где находятся могилы советских воинов из 823-го полка, в том числе, могила Магомета Магомаева - Кшивин Грыфиньски.

В 1952 году все могилы, расположенные в этом урочище, были эксгумированы и останки павших бойцов польские друзья перезахоронили в братских могилах на кладбище в Хойне. Это специально построенное место погребения советских бойцов, отдавших свои жизни в борьбе с фашизмом. Ныне там покоятся 3985 советских воинов. Многие фамилии удалось установить точно. Среди них находится и Магомет Магомаев.

- Сведения эти многократно проверены и перепроверены,- продолжал Муслим.- Но, тем не менее, я чрезвычайно благодарен Георгию Гавриловичу за память о моем отце. В нашем достаточно обширном семейном архиве хранятся многие письма его собственные и от его боевых друзей, командиров. Однако о том, что ныне здравствует и командир отцовского полка, я слышу впервые. А надо ли вам говорить, что каждая новость, связанная с отцом, с его товарищами, боевыми побратимами, для меня чрезвычайно важна и дорога. Я ведь отца никогда в жизни не видел ...

С молодецким задором я принялся ковать железо, пока оно горячо, и попросил известного певца дать мне на время тот самый обширный семейный архив. Или хотя бы - небольшую его часть. Там, наверняка, ведь найдется многое такое, что, безусловно, украсит мою будущую публикацию в главной военной газете.

Муслим замолчал, как-то поспешнее, чем обычно он это делал, закурил. И в ту же минуту мне почему-то вдруг стало неловко и за свою уверенную прямолинейность, и за суетность, как мне представлялось, сугубо профессиональных вопросов, и даже за то, что я отнимаю время у столь популярного человека и его жены, которая уже несла нам бакинский чай.

Появление Тамары Ильиничны Синявской, жены Муслима, немного обстановку разрядило. Мы вновь стали вспоминать Баку. У каждого он был свой, единственный и неповторимый, но и общие знакомые нашлись.

Однако какая-то еле уловимая неловкость все же оставалась, что меня и заставило засобираться. Уже прощаясь, Муслим заметил:

- Надеюсь, что вы меня поймете правильно. Всё, что касается памяти отца для меня - очень личное. Не люблю я о таких интимных вещах распространяться. Правда, когда-то очень давно мой дядя Джамал давал журналистам из бакинской газеты, по-моему, "Вышка" некоторые отцовские письма, но вот мне этого делать не приходилось. Так что ваше предложение... Извините ещё раз великодушно, но, надеюсь, вы понимаете...

Ну, конечно, я уже все понимал и без лишних слов. Хотя, как сказать. Видно, мне, опять же по молодости, лишь казалось, что

всё понимаю. А до конца постичь чувства, переживаемые Муслимом, дано, наверное, лишь человеку, который, как и он не помнил своего отца, потому что ни разу в жизни его не видел.

Собственно, Муслим поступил тогда очень правильно. С какой стати он должен был давать мне, пусть и не первому встречному, но все-таки - очень постороннему человеку отцовские фронтовые письма? И потом, какая у него была гарантия, что я воспользуюсь ими бережно и взвешенно? А с другой стороны, конечно же, мне было досадно и обидно от того, что такой сенсационный, воистину краснозвёздовский материал, который я уже почти держал в руках, - уплывал!

Теперь можете себе представить, дорогой читатель, мой восторг, когда на следующий день Муслим сам мне позвонил.

- Признаюсь без преувеличений, я ночь не спал, всё думал над вашим предложением, - зарокотал в трубке его такой единственный, неповторимый баритон. - И вот к какому выводу пришел. Жизнь и смерть отца на минувшей войне - явление как бы самоценное, самодостаточное и которое поэтому всегда будет выше, значимее любых моих сомнений и чувств. Другими словами, я полагаю, что не вправе ни как-то стимулировать обнародование его биографии, ни тем более чинить здесь какие-то препятствия. Я вас не разыскивал, вы сами пожелали написать об отце. Так что приезжайте, архив в вашем распоряжении.

Я очень быстро подготовил материал для "Красной звезды". Был он целиком построен на основе фронтовых писем Магомета Магомаева. Был и опубликован. Со всех концов Советского Союза и даже из-за границы пошли тысячи откликов. Написал мне Януш Пшимановский, автор знаменитой повести «Четыре танкиста и собака». Откликнулись несколько однополчан 823-го артиллерийского полка, которым я особенно благодарен, поскольку они подтвердили: на построении полка действительно объявлялось о том, что Магомет Магомаев представлен к званию Героя Советского Союза. Ну а то, что не получил этого высокого звания, - так в войну ещё и не такое случалось…

Личность фронтового разведчика, погибшего за пять дней до Победы, по каким-то не до конца мне самому понятным причинам, словно бы не отпускала меня и после публикации. Причем, я думал о своем герое вовсе даже не как о сыне известного многим азербайджанского композитора и не как об отце знаменитого на весь мир певца. В моем незатухающем интересе было нечто совсем иное, бесконечно далекое от сиюминутных, конъюнктурных устремлений.

Вдруг в судьбе одной единственной семьи мне увиделась, как в капле воды отраженная судьба всей огромной страны, та фантастическая, неподдающаяся обычному осмыслению цена, которую заплатило наше тогдашнее общество за свое будущее.

В самом деле, разве можно, сообразуясь с обычной житейской логикой, представить себе, что значит потеря для одной страны более 27 миллионов ее жителей - цена за Победу космическая, трудно постижимая! Но поскольку вопрос стоял так: или победа, или уничтожение государства, нации - народ в массе своей глубинным естеством воспринял данную альтернативу. Но разве дано нам до конца постичь, что значит в неразрывной связи поколений - отец, сын, внук - потеря среднего звена? В данном случае, если дед был одаренным композитором, крупной, незаурядной личностью, а внук стал достойнейшим продолжателем семейной традиции, певцом с мировым именем, то, как бы много мог сделать для семьи, для страны, для искусства отец? Никто и никогда не в силах будет ответить на этот гипотетический вопрос. Потому что сын композитора и отец певца отдал свою жизнь для того, чтобы не оборвалась в мире музыка. А в дополнение ко всему прочему мне не давала покоя простая мысль: ну почему это старшего сержанта, принявшего смерть в Кюстрине, захоронили аж в Польше за сотню километров от места гибели?

Я не стесняюсь здесь высокого стиля и некоей сумбурной шероховатости мыслей, потому что нисколько не сомневаюсь: всё равно буду понят

читателем правильно. Во всяком случае, он не осудит моего желания шаг за шагом, в доступных мне пределах, проследить короткую, но яркую жизнь Магомета Магомаева. Так я написал документальную повесть об отце Муслима Магомаева «Свой долг исполню честно…». В которой, кстати, прояснил и вопрос с захоронением. Оказалось, что это маршал Г.К. Жуков отдал приказ «рассредоточить погибших под Берлином и в самом городе». Полководец понимал, что рано или поздно с командования спросят, почему так много наших парней положили под стенами «логова». Но это, как читатель понимает, отдельная, очень непростая тема...

Возвращаясь к собственной повести, должен признаться, как на духу: однажды попросил Магомаева поспешествовать мне в выпуске её отдельной книгой. Однако певец среагировал тогда весьма сдержанно, если не настороженно. И теперь, много лет спустя, я понимаю почему. Он, во-первых, даже в мыслях не представлял себя в роли просителя, тем более по столь щекотливому вопросу. Во-вторых, чего там греха таить, надо уже называть вещи своим именами - так вот повесть моя в её первоначальном варианте наверняка не удовлетворяла глубокого и серьёзного эстетического вкуса Магомаева. Правда, он мне никогда не говорил напрямую, типа того, что вы, Михаил, написали слабую вещь. Хотя и читал её, и правил, и несколько серьёзных замечаний высказал. Но по каким-то мимолётным признакам я это чувствовал и потому ни разу более не побеспокоил Муслима Магометовича своей просьбой насчёт возможного издания книги.

Спустя лет пятнадцать, я капитально переработал повесть о фронтовом разведчике Магомете Магомаеве и опубликовал её полностью сразу в трёх военных газетах: «Советской армии» Группы советских войск в Германии, «Знамя Победы» Северной группы войск и в «Красном знамени» Северо-Кавказского военного округа. Само собой отправил их певцу. Муслим позвонил мне. Поблагодарил сердечно, как за сами публикации, так и за память об отце. И мне стало понятно, что это был отнюдь не приличествующий «жест по случаю», а как бы косвенное признание того, что на сей раз мой труд пришёлся певцу по душе. Ещё больше я убедился в том, когда Муслим обстоятельно процитировал довольно солидные фрагменты моей повести в двух своих книгах «Любовь моя – мелодия» и «Живут во мне воспоминания».

… 27-го июня минувшего лета, я, возможно, был единственным человеком во всей нашей огромной 140-миллионной стране, кто выпил рюмку за день рождения фронтового разведчика Магомета Муслимовича Магомаева — отца великого певца ХХ века Муслима Магомаева. В тот день солдату минувшей самой страшной в истории человечества войны исполнилось бы 95 лет со дня рождения.