«Академия русской символики «МАРС»




ПУБЛИКАЦИИ

К списку публикаций

Поляки о Польше

По материалам журнала «Русский архив», 1885 год.

В 1848 году в «Газете Польской» (Gazeta Polska) выходил ряд статей, под заглавием «Судьбы Польши» (Losy Polski). Высказанное в них мнение о Польше заслуживает сохранения в «Русском Архиве». Но нет надобности повторять всех статей, и достаточно будет привести в переводе заключительную статью, помещенную в №178 от 8 июля 1848 года. Вот эта статья.

Громят завоевательную политику соседних с Польшей государств, но разве Польша, покуда имела еще какую-нибудь силу, не была государством завоевательным? По справедливости, поляки не имеют ни малейшего основания прославлять собственные политические добродетели и бескорыстие, и в тоже время порицать их у своих противников. Если кто из народов включил в свои владея много земель, то конечно поляки: они захватили Червонную Русь, Украину, Литву, Белоруссию и пространства над Балтийским морем. Русские только взяли назад свое. Ссылаемся в этом на историю и особенно на свидетельство, которое нельзя заподозрить в пристрасти к русским, на атлас Лелевеля (Лейпциг, 1847 г.), в котором на 3-й странице («Польша во времена Болеслава-Великаго», 1025 г.), восточные границы Польши совершенно соответствуют границам нынешней Российской империи. Оба, соперничествующих между собою государства, имеют взаимно противоположную историю. Польша увеличилась быстро и упала медленно в падении неудержимом; Россия упала под владычеством монголов мгновенно, но, по приобретении независимости, увеличивалась медленно, и никогда не утратила ни одной пяди добытой земли, за исключением двух Прикаспийских провинций. Если бы наши мечтатели хотели восстановить Польшу в границах 1772 года, доказывая, что края, которые составляли тогда Речь Посполитую, должны быть все вместе возвращены этому новому, проектируемому государству, потому только, что Польша когда-то ими владела: то русские тем более могли бы подобным образом доказывать на них свои права. Россия может сказать и говорит на самом деле: «Почему вы исключительно обращаетесь к 1772 году? Почему не требуете Силезии, Лузации, Молдавии, Смоленска, которые все когда-то были соединены с Польшей? Почему требуете только Литвы, Волыни и Подолии? В великом княжестве Литовском греческая вера и русский язык всегда были наиболее распространены и даже господствовали. Собственно литовцы составляют не более как 1/6 и даже 1/8 часть тамошнего народонаселения; поляков же там очень мало. Еще в XVI столетии, почти все высшее дворянство, как Чарторыжские, Четвертинские, Вишневецкие, Сангушки, Огинские, Островские, Потоцкие, Сапеги и др. принадлежали к Православной церкви, так точно, как и нынешний простой народ; во всех правительственных распоряжениях, в общественных делах, во всех судебных актах был употребляем язык русский. «Литовский Статут» только в XVII столетии переведен на польский язык. Какое ж после этого основание считать Малороссию и Червонную Русь Польскими краями? Они русские по происхождению. Киев есть мать городов русских и колыбель русского могущества. Удельные княжества Червонной Руси, Волыни, Подолии, Малороссии, по народности своей, столько же имеют мало польского характера, как большинство в самой Галиции, и только часть горожан и прибывшей туда (после захвата шляхты) — поляки. Король Сигизмунд III, в 1589 году, повелел, чтобы в судопроизводства был употребляем русский язык, потому что тамошний народ так же мало понимал по-польски, как и теперь.

Политика польская была истинно варварская. Польша в свое время заставляла греческих христиан, силою оружия, принимать унию, и иезуиты употребляли веру орудием своего господства.

Для расширения границ своих Польша воспользовалась тем временем, когда Россия стонала под игом монголов. Могущество Польши не имело никакого внутреннего центра тяжести, не основывалось ни на доблести, ни на способности поляков, но держалось лишь расстройством и слабостью России. Но как только окрепла сия последняя, начался упадок первой; потому что тут господствовали анархия и происки, а там сила и единодушие. И как часто сама судьба предостерегала поляков! Но они никогда не хотели слушаться уроков: школа бедствий не образумила шляхты и не исправила. Никогда, ни один край не был с такою легкостью и удобством порабощаем, как Польша, государство, которое, просуществовав тысячу лет, никогда не доходило даже до начал гражданской добродетели. Существовали ли когда-нибудь в Польше нравственная связь, правильные, гражданские учреждения и любовь к труду? Край, которому принадлежали самые богатые в свете соляные копи, каждый год привозил соль из-за моря и никогда не занимался промышленностью, которая одна в состоянии вывести народ из дикости. Польша существовала, без торговли, без промышленности, без финансов, без всякого внутреннего порядка, а следовательно и без всякой силы.

А где только поляки владычествовали — жестоко было владычество их. Тиранство над казаками вынудило их отдаться под правительство России. Сам король Польский (Владислав IV), которому казаки жаловались на жестокое угнетение, сказала им: «возьмитесь за оружие, я не в состоянии защитить вас; помогайте себе сами, взбунтуйтесь!» Уже со времен Петра Великого, Польша была чем-то вроде Русской провинции. С горячим увлечением льнули к царю поляки, и потому ничего нет удивительного, что Российский кабинет, поддерживаемый по большей части самими же поляками, должен был, в видах собственной безопасности, воспользоваться безнравственностью, легкомыслием, ветренностью и тщеславием поляков. Они не хотели слушать никаких предостережений, хотя король Ян, еще в 1661 году, предсказали им будущий раздел в следующем ужасном своею страшною правдою, пророчестве: «Дай Бог, чтоб я был лжепророком, — воскликнул он на сейме. — Но, увы, нет сомнения, что Польша, ежели не изберет себе короля при жизни предшественника его, сделается добычею другихъ народов.»

Во многих странах добиваются теперь для народов самобытности, основывая требования на языке и происхождении, как на главных признаках народности. Но для требований поляков это основание не годится. В так называемых русско-польских провинциях поляки составляют самую малую часть народонаселения, которое в сущности есть русское. Там, как уже сказано выше, только шляхта и часть горожан говорит по-польски, — обстоятельство, которое тридцать лет назад уже дало повод географу Мальтбрюну (Malle-Brun) сказать, что раздел со стороны России был только возвратом прежде принадлежавших ей владений. Оружием они были взяты поляками, оружием и отняты назад от поляков.

Из 7.260.000 жителей в губерниях Шевской, Черниговской, Полтавской, Волынской и Подольской, которые когда-то принадлежали Польше, 5.898.000 человек исповедуют греческую веру; из остальных 1.360.000 есть много греко-унитов, происхождения не польского и евреев. О Польской народности в массах тамошнего народонаселения также мало речи, как над Рейном о Валлонской, или в Саксонии о Вендской pacе. Живущие там поляки, как сказано, составляют весьма малую часть народонаселения. Двое из поляков, Плятер и Ходзько, показывают числительность поляков в бывшей Речи Посполитой Польской (которая считала 18 миллионов душ) только 6 милл., а прочих народностей русских 8 мил., немцев 1 милл., литовцев 1 милл. и евреев 2 миллиона. Даже Шафарик, который любит увеличивать цифры славян, заявляет число поляков от 9 до 10 милл., включая в то число поляков в Померании, в Силезии и т. д. Прежнее королевство, или Речь Посполитая Польская, занимало пространство около 13 тысяч кв. геогр. миль, на котором и доныне, по разным сведениям, обитает не более 7-ми и даже 6-ти миллионов поляков, а в так называемой Русской Польше, занимающей пространство в 7 тысяч кв. миль, живет, самое большое, 700.000 поляков; следовательно, почти сто человек на милю. За исключением Царства Польского и восточной части бывшего великого княжества Познанского, поляки везде составляют меньшинство, и в особенности в Галиции, где другие народности превышают польскую по крайней мере на 700.000 человек. Стало быть, очевиден неприятный факт, что поляки в краю, называемом ими «Польским», ими добытом и снова утраченном, составляют одну дробную часть всего населения, и вместе с другими жителями, которые на землю эту имели равное с ними право, подпали под власть трех разных государств.

Поляки переносят теперь тяжелое наказание за собственные свои вины. Э.М. Арндт, который описанием скандинавов, испанцев и англичан дал доказательства, как правдиво умеет он оценивал народы и их историю, справедливо мог сказать: «История Польши составляет легкомыслие, пустота, своеволие, дикость и разладица от начала до конца. Поляк остался на вечные времена большим, диким недорослем или вернее — это мужчина, полустарец, с седыми кудрями, юношескими шалостями и увы! с юношеским же жаром разврата!... Поляк легок, красив, ловок в танцевальной и фехтовальной залах, душа общества в беседе, но спросите его о деле, о науке.... О, лучше закройте книгу! Замки его в развалинах, имения в залоге, мужики и подданные под гнетом заимодавцев, жидов и ломбардов. Вот он велел оседлать последнего коня, надел на него последний золотой чепрак, надел на себя последний народный кунтуш, взмахнул в последний раз саблей: завтра приходят горе и арест. Он — нищий!»...

Арндт присовокупляет: «Поляк промотал свой край, свое имение и потерял их не только по легкомыслию и ветренности, но благодаря гордости, несправедливости, неверности и непослушанию. Польша должна была погибнуть: поляки были слишком легки, и потому их развеял ветер, как мякину».

Польша не может существовать на таком основании, как напр. немецкие государства и Франция. Польша никогда не может быть государством, составленным из однородных частей. Все надвислянское пространство не имеет природных границ; ему недостает постоянной физической окраины; земля тянется в беспредельную даль и, кажется, что именно по этой причине, а не вследствие каких-либо случайностей, границы Польши всегда так бывали неточны, сомнительны. Оттого, в этнографическом отношении, Польша с давних времен походила на какую-то разно-узорчатую карту, а в географическом не представляла ничего целого.

И кто же мог бы из польского ничего сотворить польское что-нибудь? Сами поляки, конечно, нет. Этот труп народа и государства не может ни умереть, ни жить: он находится в постоянных конвульсивных движениях; а когда разражаются Европейские бури, он, облитый кровью и проливая кровь свою снова, встает на мгновение, как тень Банка, но только для того, чтобы опять исчезнуть, перепугав своих убийц и показав им свои раны, которые носит по собственной вине.

Теобальд.

Вернуться к списку публикаций